Православие и современный мир - [2]

Я сам родился и рос в Париже, и сейчас еще помню, как в православном парижском Свято–Александро–Невском соборе, где я мальчиком прислуживал за богослужением, стояли в воскресный день белые генералы и Николай Бердяев, Великие князья и кающиеся эсэры, правые и левые, простые люди, а в хоре пел Федор Шаляпин — это был некоторый микрокосм русского дореволюционного общества с его разными политическими взглядами, но объединённый Церковью.

С моей точки зрения, наиболее значительным фактом было не столько политическое изгнание этих людей из России, но их объединение в лоне Церкви и то, что они сумели создать целую культурную среду. И в церковном отношении сыграл особую роль Сергиевский институт — Духовная Академия, где собрались и лучшие из находившихся тогда за границей философов и богословов, целью которых было создание культурного клира и даже мечта о том, как ее выражал глава нашей Церкви во Франции митрополит Евлогий, что весь этот институт переселится в какой–то момент в Сергиев Посад. Эта мечта не исполнилась в некоем материальном плане, но нечто от нее сохранилось — особенно в виде книг, в форме духовного наследия, в форме духовных связей. Я думаю, исторически это имеет значение гораздо большее, чем чьи–то политические взгляды, которые всегда были разными и о которых никогда не известно, какие они принесут плоды; а духовное и интеллектуальное наследие свои плоды несомненно принесет.

Итак, появилось Православие вне его исторической среды. Но среди русского православного рассеяния можно было усмотреть две тенденции, два типа:

— одна тенденция была чисто охранительная, эмигрантская: сидеть на чемоданах, мечтать о возвращении на Родину, не думать о посторонней среде совсем;

— другая тенденция была не оборонительная, но наступательная. Некоторые люди, и особенно Церковь в лице ее лучших представителей и руководителей, поняли, что такие события не происходят без воли Божией, и что миссия русской эмиграции не только оборонительная, ограничивающаяся заботами о будущем России: ее предназначение также — православное свидетельство в мире.

Сейчас, перескакивая через десятилетия, мы наблюдаем и видим, что на Западе существуют настоящие православные общины христиан в Западной Европе и особенно в Америке, которые состоят не только из детей, внуков и правнуков эмигрантов, но и из коренных граждан Запада, которые переходят в Православие.

Я стою во главе православной Духовной Академии, которая живет под покровительством святого равноапостольного князя Владимира. Смысл этого посвящения в том, что Академия создавалась в 1938 году, когда праздновалось 950–летие Крещения Руси; и мы подчеркивали, что не только вспоминаем прошлое, но подражаем князю Владимиру в том, что создаем Православную Церковь здесь, на Западе, как он создал ее на Киевской Руси. Такой смысл пребывания в рассеянии православных русских людей является знаменательной, важной и конструктивной формой православного свидетельства.

Обе эти тенденции друг другу могут вполне не противоречить: можно думать и о спасении России, и о помощи Русской Православной Церкви, но при этом помнить, что Православное христианство по существу есть вера, спасающая весь мир, а не только один какой–нибудь народ или одну какую–нибудь категорию людей.

Мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми более конкретными философскими, богословскими и культурными идеями о том, где православное свидетельство является наиболее важным в современном мире.

На Западе, как вы знаете, Православие является религиозным меньшинством. Но с кем мы там преимущественно встречаемся?

Мы встречаемся с католиками, встречаемся с протестантами, встречаемся с секулярными людьми, атеистами — с секуляризованным обществом. Очень важно смотреть на общество в целом, и здесь я могу искренно засвидетельствовать, что меня весьма утверждает в истине нашей Православной веры то, что верующий православный христианин имеет некую особую харизму, благодать, чтобы успешно свидетельствовать об истине в разных обстоятельствах. И этому есть причина: исторически Православное предание, Православная Церковь не прошла через внутренние трагедии Западного мира. На Востоке было много трагедий исторических: турецкое нашествие, монгольское нашествие, совершенно ненужные внутренние революции вроде Петровских реформ; была революция 17 года XX века, которая вообще разрывала устои, — но не было Реформации, не было церковной революции, не было даже того, что мы знаем под именем Просвещения, не было Ренессанса, который по–своему тоже разрывал с Преданием. Поэтому в Православии есть такое восприятие реальности, которое органически связано с Преданием не в силу каких–то внешних условий или структур, но имеет внутреннюю связь с апостольской верой. И вот когда мы умеем это выразить, тогда мы действительно преуспеваем и в нашем личном духовном делании, и в общении с другими людьми.

С католичеством у нас есть несомненно много общего, и это очень важно подчеркнуть в самом начале. Если мы будем говорить только о том, что нас разделяет с Римско–Католической Церковью, — если мы станем начинать с этого, то разговора не получится, — будет только полемика. Действительно, нужно понимать — и об этом теперь любит говорить папа — что Римско–Католическая, и Православная Церкви — сестры (правда, сестры часто ссорятся между собой, и их сестричество не есть гарантия благополучия и мира, и вообще — это такой дешевый дипломатический экуменизм для газет, которому я не сочувствую), но важно все–таки то, что Восток и Запад в течение тысячи лет были Единой Церковью, у нас есть не только одно Священное Писание, но и многие отцы Церкви, которые почитаются католиками и православными, много общего в области Таинств и почитания Божией Матери. И в этом смысле наиболее удивительным становится наблюдение, которое может даже поразить поверхностного «посетителя» Западного христианства: