Право умирать первыми. Лейтенант 9-й танковой дивизии вермахта о войне на Восточном фронте. 1939–1942 - [43]
– Может, прогуляемся вокруг озера? Хелена, вы пойдете с нами?
Хелена была его верной секретаршей. Совсем рядом с домом стояла маленькая лодка. Хелена отвезла нас, дядю и меня, метров на пятьдесят от берега. Смеркалось.
– Да, это ужасно, ужасно! – сказал дядя. – Они обречены, и только Богу известно, когда закончится резня. Они плохо подготовились, действовали, как дилетанты. Немцы ничего не понимают в революциях. Почему раньше не нашлось никого, кто пристрелил бы эту свинью? Начинать переворот, не зная, убит ли главный враг, – это безумие, безумие! Теперь нам остается хлебать эту кашу до конца. Вот увидишь, Германия умрет красиво…
На следующий день я узнал в Административном управлении, что мое назначение аннулировано. Никаких объяснений мне не дали. При выходе из лагеря я встретился со вчерашним юным лейтенантом. Он широко раскрыл глаза, потом нагнулся ко мне и полудружески-полуиронично сообщил:
– Знаете, после 20 июля аристократам не доверяют.
Неожиданно выпавший свободный вечер я провел в Берлине. Город продолжал гореть, но наземное метро снова работало. Я направился в Шарлоттенбург, на запад столицы. Этот квартал пострадал меньше. Я направлялся к Пуппи Фалькенгайн, внучке начальника германского Генерального штаба в Великую войну; она была помолвлена с Эрбо. Чтобы как-то занять время и избежать трудовой повинности, она научилась танцевать и поступила в балет Оперного театра. Ее дом еще стоял, но, чтобы попасть в квартиру, надо было совершить весьма рискованное восхождение: лестница висела над пустотой, целая стена дома рухнула. Пуппи была подавлена. Она была знакома со многими молодыми офицерами и дипломатами, вовлеченными в заговор, а теперь арестованными, и боялась вызова в гестапо. Тем не менее она продолжала каждый вечер танцевать в доме, от которого осталась половина. И на представления даже приходила публика. Пуппи снова была помолвлена – с здоровенным белобрысым парнем из ведомства Reichsgesundheitsführer[50] Конти. Ахим, как его звали, мог время от времени доставать билеты – крайне редкие – на заседания Народного трибунала. Так что он присутствовал на процессах главных обвиняемых. Он рассказывал мне о мучениях заговорщиков. Фрейслер, председатель суда, обзывал их самыми последними словами, осыпал грязными ругательствами. Разумеется, для всех без исключения он требовал смерти. Большинство обвиняемых вели себя великолепно. Кое-кто даже давал отпор Фрейслеру, который обрушивался на них. Говорили, что некоторые высокопоставленные партийные функционеры, возмущенные его методами, доложили о них фюреру. Однажды мне самому довелось увидеть вблизи эту зловещую личность.
Я ушел довольно рано, чтобы избежать рокового часа прилета английских бомбардировщиков. Военный грузовик забрал меня в Шонеберге и через три часа высадил в Ютерборге, в шестидесяти километрах к юго-западу от Берлина. Там я сел на поезд в Протекторат[51] и вернулся в свое танковое училище. Облака вдали над Берлином все еще были красными.
Вновь я увидел Берлин два месяца спустя. Из-за приближающегося фронта училище было решено перевести в Крампниц, ближе к Берлину. Итак, я оказался в тех самых местах, где три года назад сам проходил обучение, чтобы получить офицерское звание. Ничего не изменилось: озеро, сосны, роскошная офицерская столовая – все было на своих местах. Здесь тоже прошли аресты офицеров. Один из самых знаменитых довоенных кавалеристов, Халли Момм, последний начальник кавалерийского училища, ранее занимавшего эти помещения, при известии о гибели Гитлера «саблировал» бутылку шампанского. Часовой офицерской столовой донес на него. Через три дня к нему на квартиру явились гестаповцы и забрали.
Теперь в училище было мало офицеров-инструкторов. Многих из нас отправили на фронт. Я тоже подал рапорт о переводе в действующую армию, но мне приказали довести до выпуска взятый курс (обучение должно было закончиться на Рождество). Мои курсанты тоже сильно изменились. Юношей теперь не было. На их место пришли люди постарше, занимавшие прежде важные места в экономике и на государственной службе. Адвокаты, журналисты, судьи: последний резерв режима.
Один из них, молодой берлинский адвокат Курт Блей, по вечерам приходил ко мне в комнату, и мы с ним разговаривали о политике. Он высказывался очень осторожно, тщательно обдумывая сказанное мною. Со своей стороны, я тоже опасался его, потому что не знал, не прислан ли он гестапо следить за преподавателями училища. Я встретил Блея вновь в 1947 году в Гамбурге. Он стал заместителем главного редактора газеты «Ди Вельт», выходившей под контролем британцев. Только тогда он рассказал мне, что был одним из ближайших сподвижников Адама Тротт цу Зольца, одного из главных заговорщиков 20 июля. Во время ареста последнего ему удалось спрятаться на чердаке виллы своего друга. Затем он вступил в вооруженные силы, где постарался, чтобы о нем забыли. А Тротт оказался в числе казненных по делу 20 июля.
Я, так часто, как мог, ездил в Берлин повидать друзей и узнать новости, которые не имели ничего общего с официальной пропагандой. Берлин по-прежнему очаровывал меня, возможно, даже еще сильнее, чем в 1941 году. Облик его изменился. Он стал уродливым; его жутко искалечили. Все перекрестки пропахли смертью и тленом. Целые проспекты были неузнаваемы, знакомые мне дома исчезли. Страшный плуг бомбежек по нескольку раз перепахал его благородные площади, парки и их аллеи. Однако моральный дух его был замечательно высоким. Им даже завладело некое безумие, зловещее наплевательство, равнодушие, своего рода душевное спокойствие, позволявшее забывать про бомбежки, аресты, голод. Люди считали себя неуязвимыми. В мире, состоящем из бомб, пламени и руин, они стояли jenseits von Gut und Böse, за гранью добра и зла, в политике и в морали.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Механик-водитель немецкого танка «Тигр» описывает боевой путь, который он прошел вместе со своим экипажем по военным дорогам Восточного фронта Второй мировой войны. Обладая несомненными литературными способностями, автор с большой степенью достоверности передал характер этой войны с ее кровопролитием, хаосом, размахом уничтожения, суровым фронтовым бытом и невероятной храбростью, проявленной солдатами и офицерами обеих воюющих сторон. И хотя он уверен в справедливости войны, которую ведет Германия, под огнем советских орудий мысленно восклицает: «Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле».
Это книга очевидца и участника кровопролитных боев на Восточном фронте. Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман участвовал в боях под Киевом, осаде Севастополя, блокаде Ленинграда, отступлении через Латвию и в последнем сражении за Курляндию. Четыре года на передовой и три года в русском плену… На долю этого человека выпала вся тяжесть войны и горечь поражения Германии.
Ефрейтор, а позднее фельдфебель Ганс Рот начал вести свой дневник весной 1941 г., когда 299-я дивизия, в которой он воевал, в составе 6-й армии, готовилась к нападению на Советский Союз. В соответствии с планом операции «Барбаросса» дивизия в ходе упорных боев продвигалась южнее Припятских болот. В конце того же года подразделение Рота участвовало в замыкании кольца окружения вокруг Киева, а впоследствии в ожесточенных боях под Сталинградом, в боях за Харьков, Воронеж и Орел. Почти ежедневно автор без прикрас описывал все, что видел своими глазами: кровопролитные бои и жестокую расправу над населением на оккупированных территориях, суровый солдатский быт и мечты о возвращении к мирной жизни.
Генерал-майор ваффен СС Курт Мейер описывает сражения, в которых участвовал во время Второй мировой войны. Он командовал мотоциклетной ротой, разведывательным батальоном, гренадерским полком и танковой дивизией СС «Гитлерюгенд». Боевые подразделения Бронированного Мейера, как его прозвали в войсках, были участниками жарких боев в Европе: вторжения в Польшу в 1939-м и Францию в 1940 году, оккупации Балкан и Греции, жестоких сражений на Восточном фронте и кампании 1944 года в Нормандии, где дивизия была почти уничтожена.