Право умирать первыми. Лейтенант 9-й танковой дивизии вермахта о войне на Восточном фронте. 1939–1942 - [28]
Англия, все время Англия! Она стала навязчивой идеей для армии, которую в 1940 году лишили победы, казавшейся такой легкой[36]. Неуловимая Англия, такая близкая и такая недоступная для нас. Мы нанесли ей несколько ударов в Греции, на Крите, который наши парашютисты захватили в ходе невероятной по дерзости операции: в течение трех дней они в буквальном смысле слова падали на врага с неба. Но это не были смертельные удары. Одни царапины орлиных когтей по шкуре одинокого льва, еще крепко стоящего на лапах. Рассказывали, будто многочисленные танковые дивизии, размещенные на юге Польши, получили специальное снаряжение, используемое в жарких странах, аналогичное тому, что было у Африканского корпуса. Но это были неподдающиеся проверке слухи, сплетни.
Мы ехали на восток. Гизи вышла на обочину дороги и незаметным жестом попрощалась со мной. Тоска от расставания несколько омрачала радость от того, что я уже видел себя в башне бронеавтомобиля, во главе взвода из девяти броневиков, в настоящем походе, с настоящими патронами в ружьях. Я видел как раз под собой уроженца Рейнской области Вилли, водителя. Рядом с ним тиролец Антерл, радист; а справа от меня, в пулеметной турели Карл, официант из Вены, стрелок. Сзади, насколько только достигал мой взгляд, шли танки, грузовики, мотоциклисты, бронетранспортеры и снова грузовики. Пейзажи быстро менялись. Высокие трубы и колодцы Верхней Силезии, естественное продолжение северо-восточной Чехословакии. Поля и леса Польши. Краков, где над старинными дворцами Ягеллонов и основанным Казимиром III университетом развевались флаги со свастикой. Наконец, Висла: немецкая река, польская река? В конце нашего долгого пути лес где-то между Люблином и рекой Буг, являвшейся демаркационной линией между сталинской и гитлеровской империями.
Перед последним перегоном мы заночевали в маленьком затерянном городишке, хозяевами которого были бойцы конного полка СС. Своих боевых товарищей-танкистов они приняли по-королевски: пиво и шнапс лились рекой. Мы разговаривали обо всем и ни о чем: о польских партизанах, о евреях, о русских, о польках, которые, как нас уверяли наши хозяева, были слишком большими гордячками, чтобы позволять немецким кавалерам приближаться к ним.
– Хотите посмотреть на настоящего еврея? – весело спросил вдруг один эсэсовец, видимо, командир части (мы не разбирались в их знаках различия).
И, не дожидаясь нашего ответа, подал знак часовому. Через несколько минут тот вернулся с одетым в светлое габардиновое пальто маленьким человечком лет тридцати, с небольшой бородой на подбородке. Он робко улыбался всем присутствующим, явно удивленный тем, что видит столько немецких офицеров, сколько, наверное, не видел прежде за всю свою жизнь.
– Ну, Гершель, скольких людей ты сегодня обманул? – спросил эсэсовский офицер.
Тот сразу не ответил. Он смотрел по сторонам, вглядываясь в наши лица.
– Раз ты не хочешь отвечать, я сделаю это за тебя! Ты сегодня надул, по меньшей мере, десяток честных христианских коммерсантов, слышишь? Ну-ка, часовой, дай ему десяток добрых ударов по спине.
Человечек уже упал на колени и нагнул голову. По окончании трепки, он поднялся, машинально, по-прежнему улыбаясь, быстро сделал несколько поклонов и ушел.
– Этого я оставил для себя. Мой персональный жиденок! – заявил командир, грубо хохоча.
Мы были ошарашены. Так значит, это и есть наш оккупационный режим в Польше? До нас, конечно, доходили смутные слухи о невероятных зверствах, которые позволяли себе на востоке полиция и СС. Несколько раз мы разговаривали об этом в берлинских салонах. Но никто не мог представить доказательств. Партийные функционеры опровергали слухи или уходили от неудобных вопросов. Восток был большим и обширным. Невозможно было узнать, что происходит в лесах Польши. Эта страна стала страной молчания, ее даже не было на новых картах Европы. На сей раз мы получили подтверждение, короткое, но жестокое, того, что, вероятно, происходило в сотнях других ее населенных пунктов. И эта сцена потрясла нас до глубины. Мы не знали, что это только самое начало геноцида, который станет одним из самых страшных преступлений в истории. Преступлению, которому мы, сами того не зная, тоже посодействуем нашей храбростью, нашими руками.
Большой лес укрыл, буквально поглотил нас. Мы замаскировали наши танки и грузовики под соснами, и в сотый раз смазывали пушки и пулеметы. Для кого и для чего? Мы готовы были дорого заплатить за то, чтобы это узнать. Мы, офицеры, выбрали для жилья маленькую ферму, где спали на сене, а то и прямо на земле. В этих краях постели были далеки от требований западного человека к гигиене.
Воскресный день 22 июня был таким же, как все прочие. Он обещал стать погожим и жарким. В пять часов меня разбудил лейтенант Мейер, бывший в мирной жизни мюнхенским архитектором. Он имел привычку в этот ранний час опустошать свой мочевой пузырь. Мейер отсутствовал долго, очень долго. Наконец, через четверть часа он вернулся, встал посреди комнаты и принялся хлопать в ладоши до тех пор, пока не поднялся последний из нас. И тогда, очень мягко, со своим тяжелым баварским акцентом произнес в полной тишине:
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Механик-водитель немецкого танка «Тигр» описывает боевой путь, который он прошел вместе со своим экипажем по военным дорогам Восточного фронта Второй мировой войны. Обладая несомненными литературными способностями, автор с большой степенью достоверности передал характер этой войны с ее кровопролитием, хаосом, размахом уничтожения, суровым фронтовым бытом и невероятной храбростью, проявленной солдатами и офицерами обеих воюющих сторон. И хотя он уверен в справедливости войны, которую ведет Германия, под огнем советских орудий мысленно восклицает: «Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле».
Это книга очевидца и участника кровопролитных боев на Восточном фронте. Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман участвовал в боях под Киевом, осаде Севастополя, блокаде Ленинграда, отступлении через Латвию и в последнем сражении за Курляндию. Четыре года на передовой и три года в русском плену… На долю этого человека выпала вся тяжесть войны и горечь поражения Германии.
Ефрейтор, а позднее фельдфебель Ганс Рот начал вести свой дневник весной 1941 г., когда 299-я дивизия, в которой он воевал, в составе 6-й армии, готовилась к нападению на Советский Союз. В соответствии с планом операции «Барбаросса» дивизия в ходе упорных боев продвигалась южнее Припятских болот. В конце того же года подразделение Рота участвовало в замыкании кольца окружения вокруг Киева, а впоследствии в ожесточенных боях под Сталинградом, в боях за Харьков, Воронеж и Орел. Почти ежедневно автор без прикрас описывал все, что видел своими глазами: кровопролитные бои и жестокую расправу над населением на оккупированных территориях, суровый солдатский быт и мечты о возвращении к мирной жизни.
Генерал-майор ваффен СС Курт Мейер описывает сражения, в которых участвовал во время Второй мировой войны. Он командовал мотоциклетной ротой, разведывательным батальоном, гренадерским полком и танковой дивизией СС «Гитлерюгенд». Боевые подразделения Бронированного Мейера, как его прозвали в войсках, были участниками жарких боев в Европе: вторжения в Польшу в 1939-м и Францию в 1940 году, оккупации Балкан и Греции, жестоких сражений на Восточном фронте и кампании 1944 года в Нормандии, где дивизия была почти уничтожена.