Право литературы на существование. Нобелевская лекция - [3]

    Литература находится за пределами идеологий, границ и национального сознания, так же как существование отдельной личности фундаментально не зависит от каких бы то ни было интеллектуальных направлений. Условия, в которых живет человек, означают гораздо более, чем длинные рассуждения и разглагольствования о том, что такое бытие. Литература — это всестороннее и непрестанное наблюдение (и описание) тяжелых обстоятельств жизни человека. Любые попытки ограничить литературу вызваны внешними факторами: политическими, общественными, этическими или связанными с традициями, и все они имеют целью оказать на нее давление и подогнать к различным рамкам, чтобы она служила лишь украшением.

    Однако литература не является ни украшением власти, ни признаком некой светской утонченности. У нее есть свои критерии, обусловленные эстетической оценкой. Эстетическая оценка, опирающаяся на полнейшее соответствие чувствам человека, — вот единственный критерий, который должен лежать в основе оценки литературного произведения. Эта оценка несомненно различна у различных людей, ибо чувства человека связаны с его индивидуальностью. Тем не менее даже в этих субъективных эстетических оценках можно заметить общепринятые критерии. Способность человека критически мыслить, развивающаяся как результат постоянного чтения, может помочь читателю прийти к истинному пониманию поэтических качеств, понятий красоты, высоких идеалов, смешных эпизодов, трагических событий, фантазий, а также юмора и иронии, содержащихся в произведении.

    Ощущение поэзии берет начало не только из повышенной чувствительности писателя. Безграничный нарциссизм писателя — это некая детская болезнь, которой трудно избежать новичку. Кроме того, излишняя чувствительность писателя находит свое отражение во многих планах. В более высоких сферах ей не сравниться с бесстрастным наблюдением на расстоянии. Именно в этом наблюдении с большого расстояния сокрыто ощущение поэзии. Если взгляд наблюдателя, пролетая над героями книги и ее автором, рассматривает и самого писателя, то такой взгляд становится третьим глазом писателя, беспристрастным оком. За счет этого даже катастрофы и любые отбросы человеческого мира могут изображаться самым проникновенным образом. Итак, изображая страдание, а также отвратительные и мерзкие события, писатель одновременно может вызвать чувства соболезнования, любви и глубокой преданности жизни.

    Эстетическая оценка, уходящая корнями в чувства человека, вероятно, не может устареть, хотя мода в литературе, так же как и в искусстве, меняется с течением времени. Тем не менее различие между оценкой литературы и модой на данный момент заключается в том, что последняя обращает внимание лишь на новое. Именно этот принцип лежит в основе постоянных изменений рынка. Книжный рынок не составляет исключения. Однако если бы писатель в своих эстетических критериях следовал за скачками рынка, то это было бы равноценно самоубийству литературы. Мне кажется, что в сегодняшнем обществе потребления самое достойное для литературы дело — это занять позицию хладнокровного выжидания.

    Десять лет назад, когда я после семилетней работы завершил роман «Гора духов», я написал короткое эссе, в котором говорю о той литературе, что мне по душе.

    Литература не имеет ничего общего с политикой и является исключительно делом писателя как личности. Наблюдение, воспоминание предыдущего опыта, несколько выдуманных историй, различного рода чувства, выражение определенного настроения — все это может удовлетворить потребность писателя в обосновании своих мыслей.

    Когда писатель говорит сам с собой или когда он пишет, другие могут, если хотят, прислушаться к нему или прочесть его произведение. Писатель не выступает трибуном своего народа, он не заслуживает поклонения. Он и не преступник, и не враг народа. То, что он иногда попадает в беду из-за своих произведений, происходит потому, что этого требуют другие. Когда власть имущим нужно придумать каких-то врагов, чтобы отвлечь внимание народа, тогда писателя приносят в жертву. И хуже всего то, что некоторые потерявшие ориентир писатели считают за великую честь то, что их принесли в жертву.

    На самом деле между писателем и его читателем существуют отношения такого рода, что им вовсе не надо встречаться и общаться друг с другом, достаточно того, что они общаются через произведение писателя, на духовном уровне. Однако такая деятельность человека, как литературное творчество, ставит одно неизбежное требование: писатель и читатель должны встречаться по доброй воле. Поэтому у литературы нет никаких обязательств по отношению к массам.

    Ничто не мешает нам назвать литературу, которая обрела свой изначальный дух, «холодно-объективной». Ее право на существование заключается в том, что она снабжает человечество чисто духовным занятием, лежащим за пределами удовлетворения материальных потребностей. Литературу такого рода, разумеется, начали писать не сегодня. Однако в прошлом она должна была в основном защищаться от политической власти и давления со стороны издавна укрепившихся представлений, тогда как на сегодняшний день ей приходится также бороться с коммерческими нормами оценки в обществе потребления. Для того чтобы выжить, такая литература должна научиться стойко выдерживать одиночество.