Право литературы на существование. Нобелевская лекция - [4]

    Писателю, посвятившему себя такой литературе, трудно прокормиться, поэтому ему приходится зарабатывать себе на хлеб другими способами. Подобное писательство следует рассматривать как роскошь, некое удовлетворение чисто духовных потребностей. Чтобы эта холодно-объективная литература могла быть опубликована, писателю приходится положиться на усилия своих друзей. Примером здесь могут служить Цао Суэцинь (автор романа «Сон в красном тереме») и Кафка. Их произведения не могли быть опубликованы в течение их жизни, они не положили начало литературным течениям и как писатели не считались яркими звездами. Они жили и работали на отшибе от общества или в неких его нишах. Не надеясь на награду и не ища признания, они упорно занимались духовной деятельностью, которая доставляла радость им самим.

    Холодно-объективная литература — это литература, которая уходит в изгнание, чтобы выжить, которая не позволяет обществу задушить себя и стремится уцелеть духовно. Если какая-то нация не считает нужным предоставить место такой бесполезной литературе, то это не только удар по писателю, но и большая трагедия для самой нации.

    То, что мне повезло в жизни, и то, что меня от имени Шведской академии наградили этой высочайшей премией, зависит в большой степени от того, что мои друзья во всем мире в течение многих лет бескорыстно и упорно переводили, издавали и прежде всего рецензировали мои произведения. Так как список этих друзей слишком велик, то я не могу поблагодарить каждого из них в отдельности.

    Я хотел бы также высказать свою благодарность Франции, принявшей меня с распростертыми объятиями. В этой стране, где процветают литература и искусство, мне предоставлена была свобода заниматься творческой деятельностью, там у меня есть читатели и публика. Мне повезло, что мне не надо больше чувствовать себя одиноким, несмотря на то, что деятельность, которой я занимаюсь, в высшей степени требует уединения.

    Я хочу также сказать, что жизнь не всегда праздник. Не все страны в мире могут уже 180 лет наслаждаться миром, как Швеция. Ужасные катастрофы, постигшие мир в прошлом столетии, не создали иммунитета у столетия, которое только что началось. Память нельзя унаследовать как биологические гены. Несмотря на интеллект, у человечества не хватает ума заставить себя учиться у прошлого. Напротив, интеллект человека может привести к страшным вспышкам, угрожающим его существованию.

    Несомненно человечество не все время идет по пути прогресса. История — я говорю об истории цивилизации — не всегда двигалась вперед. Застой в средневековой Европе, регресс в развитии Азиатского континента в наше время; кульминацией этого хаотического развития стали две мировые войны в XX веке, когда техника убийства делалась все более изощренной. Человеческая цивилизация не развивается в такт с победами науки и техники.

    Ни научные методы, пытающиеся объяснить историю, ни попытки анализировать ее с помощью обманчивой диалектики не могут дать объяснение действиям человека. Когда угас фанатический интерес к утопиям, продолжавшийся более ста лет, когда улеглась пыль, поднятая постоянными революциями, не настало ли время для тех, кому выпало счастье выжить, почувствовать горечь?

    Отрицание негатива не обязательно приводит к положительному ответу, а революционные идеи не всегда можно претворить в жизнь. Утопии о новом обществе основаны на предпосылке, что старый мир должен быть разрушен до основания. Когда революционная общественная теория применяется к литературе, это означает, что райский сад, изначально предназначенный для творчества, превращается в арену войны, где низвергают представителей старших поколений и затаптывают ногами традиционную культуру. Все нужно начинать с нуля, поклоняться можно только новому. Историческое развитие литературы объявляется непрерывной последовательностью враждебных обществу событий.

    Писатель в.самом деле не может играть роль демиурга, так же как он не должен в своей гордыне считать себя воплощением Христа. Это не только означало бы, что сам он сошел с ума, но и превратило бы его мир в галлюцинацию: он оказался бы в чистилище, в котором всякая жизнь невозможна. Если ад — это все остальные, тогда не должен ли и он сам очутиться там же, так как утратил собственное «я»? Кроме того, что он сам стал бы жертвой на алтаре будущего, другие тоже вынуждены были бы разделить его судьбу.

    Мы не должны слишком спешить, подводя итоги ХХ столетия. Если мы застрянем в руинах очередной идеологической конструкции, значит, историческое развитие прошлого ничего не стоит. Тогда человеку будущих времен придется восстановить порядок.

    Писатель также и не пророк, важно то, что он живет в настоящем, очищается от обманов, отказывается от несбыточных мечтаний, приобретает четкое представление о том, что происходит в настоящий момент, и одновременно критически относится к самому себе. Любые трудности, любой гнет чаще всего вызваны внешними обстоятельствами, однако из-за слабости и неуравновешенности отдельной личности они еще усиливаются и оказывают пагубное влияние на других.