Право литературы на существование. Нобелевская лекция - [2]

    В течение десятилетий, когда Мао Цзедун проводил свою политику полнейшей диктатуры, не было даже возможности отгородиться от мира. Те горные монастыри и храмы, которые в эпоху феодализма предоставляли приют инакомыслящим студентам, были сровнены с землей, а люди, которые втайне занимались писательством, рисковали своей жизнью. Человеку, который хотел сохранить способность мыслить самостоятельно, оставалось лишь говорить с самим собой, да и то в полнейшей тайне. Здесь мне хотелось бы подчеркнуть, что именно тогда, когда у меня не было возможности писать, я понял, как необходима литература: ведь именно она дает человеку возможность сохранить свое сознание.

    Именно разговор с самим собой и можно назвать истоками литературы. Использование языка для общения с другими имеет вторичное значение. Когда мысли и опыт человека складываются у него в язык, который он потом записывает, именно тогда они превращаются в литературу. Когда это происходит, у писателя нет ни малейшей мысли о том, полезно ли то, что он или она пишет, равно как писатель не может думать о том, будет ли результат его труда когда-нибудь опубликован. То, что писатель продолжает писать, вызвано лишь тем, что писание приносит ему большую радость, удовольствие и утешение. Свой крупный роман «Гора духов» я начал писать только когда мои прежние произведения были запрещены, несмотря на то, что я сам уже подверг их ранее самой строгой цензуре. Роман свой я писал для себя, пытаясь заглушить чувство одиночества, не питая ни малейшей надежды на его публикацию.

    Когда я оглядываюсь назад и думаю о своей работе писателя, мне хочется особо подчеркнуть, что самая главная задача писания — это возможность самоутверждения для писателя. На вопрос, будет ли произведение издано и какой отклик оно вызовет у читателя, может ответить только будущее.

    Я считаю, что литература родится из потребности писателя порадовать самого себя. То, как примут произведение читатели, выяснится потом, и у самого писателя нет возможности повлиять на это. Многие бессмертные произведения мировой литературы не были изданы при жизни авторов. Как могли бы эти писатели продолжать писать, если бы они во время самого процесса творчества не пришли к признанию своей собственной ценности? Крупные романы в истории литературы Китая — «Путь на запад», «Речные заводи», «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй» и «Сон в красном тереме» — написаны четырьмя мастерами, судьбу которых так же трудно изучать, как и судьбу Шекспира. Единственный сохранившийся документ — это автобиографическое эссе Найаня Ши (предполагаемого автора «Речных заводей»). Если бы это не было именно так, как говорит сам автор — что он писал исключительно для собственного удовольствия, — как бы он мог тогда посвятить всю свою жизнь написанию этого огромного произведения, не принесшего ему никакого дохода? Не относится ли это также к Кафке, предтече современного романа, и к Фернандо Песоа, одному из самых глубоких поэтов XX столетия? Когда они обращались к языку, то делали это не для того, чтобы изменить мир. И все-таки они одевали свои мысли в слова, хотя и хорошо знали о том, как бессилен один человек. Так велика магическая сила, которой обладает язык.

    Язык, такой изумительно тонкий, всеохватывающий и неуловимый, — ярчайшее проявление цивилизации человека, ее кристаллизация. Он проникает повсюду, пронизывает чувства человека и его сознание, дает ему возможность познать мир. Таким же чудом является письмо, за счет которого литературные произведения доходят до потомков, и которое дает отдельным личностям возможность общаться с людьми другой культуры и другого времени. Именно письмо является связующим звеном между очевидной сиюминутностью писания и чтения и неподвластными времени ценностями, которыми владеет литература.

    Сам я с некоторым подозрением отношусь к тем современным писателям, которые слишком подчеркивают культуру собственной страны. Исходя из собственного происхождения и своего родного языка, я считаю, что и сам я несомненно отмечен печатью китайской культурной среды, тесно связанной с языком, и что она определенным образом сформировала мое сознание, мысли и манеру их выражать. Но ведь творческая деятельность писателя начинается именно тогда, когда язык уже высказал свое, чтобы затем продолжать изображать то, чего язык еще не выразил полностью. Тому, кто творит с помощью языка, не нужно наклеивать на себя готовую этикетку, на которой четко указана его национальная принадлежность.

    Литература не знает национальных границ, а перевод способствует преодолению языкового барьера. Когда литературе удается перейти за рамки традиций, свойственных отдельному общественному строю, и за рамки отношений между людьми, сложившихся в определенной среде и времени, тогда природа человека выступает такой, какой ее описывает данное произведение — общей для всего человечества. Сюда же относится то, что на любого современного писателя оказали влияние многие другие культуры, кроме его собственной. Если писатель, занимаясь не одним написанием туристских брошюр, слишком подчеркивает культурные особенности собственной страны, это неизбежно вызывает у читателя подозрение.