Правила склонения личных местоимений - [34]

— Ты, сука, понял, о чем мы будем говорить? — спрашиваю я.

— Отпусти, козел! — стонет Иглин.

Я пинаю его в спину, и он упирается ребрами в предмет школьной сантехники. Наверное, ему больно, потому что он вскрикивает. Все еще крепко держа его за волосы, я опускаю Иглина головой в унитаз и дергаю веревку слива. Стас пытается что-то сказать, но выходит у него не очень разборчиво, из-за того, что вода заполнила нос, рот и, наверное, оставшуюся в голове пустоту, на месте которой у нормальных людей обычно бывает мозг.

— Не понял все еще? — я поднимаю его голову, чтобы видеть глаза. — Что ж ты такой тупой-то!

Иглин начинает дергаться и вырываться, но у него выходят только какие-то эпилептические судороги. Я толкаю его, и он ударяется о перегородку. Тут в туалет заглядывают два пацана из младших классов. Думаю, они понимают, что здесь кого-то бьют, и поэтому нерешительно замирают в дверях. Я говорю, чтобы быстро свалили, и они сваливают даже скорее, чем я мог себе представить.

— Короче, урод, — я присаживаюсь перед Иглиным на корточки и снова беру его за волосы, — еще хоть слово в сторону Мироновой вякнешь, хоть посмотришь на нее, хоть шаг один в ее направлении сделаешь, я тебя в этом туалете смою как дерьмо. — Прижимаю его к унитазу, чтобы он почувствовал, насколько реально сказанное. — Ты понял? — шиплю я.

— Понял, понял, псих! — ругается Иглин. — Отвали!

Я отпускаю его и для закрепления материала еще раз пинаю.

Иглин заходит в класс, когда половина учеников уже готовятся к алгебре. Вернее, конечно, каждый занят своим делом. Я сижу рядом с Наташей, и как только появляется Стас, утыкаюсь в тетрадь. Я наблюдаю за ним боковым зрением. Он весь мокрый, злой, словно подранный кот, появляется и вызывает просто бурю смеха и ехидных замечаний. Только Миронова не смеется. Она уставилась на Иглина, а как только он весьма нервно покидает кабинет, Наташа переводит взгляд на меня.

— У тебя сколько получилось в первом действии? — спрашиваю, поднимая на нее глаза.

— В каком действии? — не понимает она.

Мне удалось сбить ее с мысли, а то бы она начала сейчас, наверное, вопросы задавать.

— Ну, в домашней работе, в примере?

— Ты что, хочешь сказать, что домашку делал?

— Нет, не делал. — смеюсь я. — Не волнуйся.

Я беру Наташину руку в свою и крепко сжимаю. Миронова еще больше теряется от этого моего жеста, и я понимаю, что все глупые вопросы испарились из ее головы. Ну вот и хорошо, всегда бы так. Мне очень хочется только одного. Мне хочется поднести Наташину ладонь к своим губам и поцеловать, а потом поцеловать Наташу в губы. Но, я думаю, это будет уже слишком. Она из-за руки-то вон как напряглась, прямо вытянулась вся, забыла, наверное, даже какой урок сейчас.

12

На следующий день в самом начале первого урока в класс химии влетает разъяренная Ольга Афанасьевна. И по глазам вижу — причина ее гнева я.

— Веригин! — кричит она. — Быстро к директору!

Я недоуменно пожимаю плечами. Вроде как: меня? К директору? Да вы что! Да не может быть! Я неспешно поднимаюсь со своего места.

— С вещами? — спрашиваю я.

— Что с вещами? — возмущается она.

— На выход с вещами? — уточняю.

— Не паясничай! — уже почти вопит Ольга Афанасьевна.

Я выхожу из класса и спускаюсь на первый этаж. А в кабинете директора меня уже ждут. Секретарь Илона Дмитриевна укоризненно качает головой и цыкает. Напротив Ольги Геннадьевны сидит, кротко склонив голову, Стас Иглин. Вот урод! Директор ласково просит его выйти, чтобы поговорить со мной наедине. И как только за этим говном закрывается дверь, Ольга Геннадьевна сразу кидается на меня.

— Ты совсем распоясался, Веригин! — говорит она с наездом. — Что ты делаешь?

— А что я делаю? — уточняю.

— Не строй из себя дурака! Ты думаешь, тебе все с рук сойдет! Ладно еще какие-то твои уличные разборки! Но чтобы уж с одноклассниками! Это уж совсем ни в какие ворота!

— А! — я как будто, наконец, понимаю, о чем речь. — Так вы о том случае в туалете!

— Хватит паясничать, Веригин! — гнев директора, кажется, достигает предела. — Мне надоели твои выходки! Объясни, почему ты избил Иглина в туалете?

— Я вряд ли смогу вам это объяснить, Ольга Геннадьевна. — отвечаю. — А вам прям так интересно?

— Все! — срывается она, и я понимаю, что вот теперь терпение ее лопнуло. — Если до твоих родителей ничего не доходит, то я сама буду с ними разговаривать.

— Да при чем тут родители мои? — я как-то напрягаюсь и, надо сказать, не зря.

— Ты мне дашь номер телефона твоего отца или мне самой звонить?

— Ну, я вам ничего не дам, — отвечаю вполголоса уже совсем отчаянно.

— Думаешь, так трудно будет найти его на работе? — продолжает неистовствовать директор.

— Думаю, очень легко.

Вот теперь я точно попал. Теперь даже не представляю, что майор со мной сделает. Ух и разозлится же он.

Я возвращаюсь в класс. Наташа все спрашивает, что там было и в чем дело. Она все спрашивает и спрашивает, все дергает меня за рукав и дергает, а я и ответить ничего не могу. Я теперь думаю, когда же заявится отец. Я думаю, надо будет на пару-тройку дней пристроить Ксюшку к Инне Марковне, чтобы ненароком не попала под горячую руку. Черт, теперь скорей бы все это закончилось что ли. Черт, да ведь ничего еще даже не началось. Да, как-то я попал с Наташей. По всем фронтам попал.