Правила склонения личных местоимений - [21]

— Кто тебе сказал?

— Да не волнуйся ты! — успокаиваю. — Просто скажи, это правда?

— Сынок! — мама тянет руку и касается моего лица. — Ну что за мысли? Я не хочу, чтобы ты так думал.

— Я уже думаю, мам, — говорю, убирая ее руку. — Так что просто скажи, кто мой отец.

Еще пару раз мама пытается что-то возразить, потом по щекам ее текут слезы, и она начинает извиняться и просить прощения. Она начинает буквально умолять меня, чтобы я не думал про нее плохо. Я убеждаю ее, что не собираюсь, и она признается мне, что как раз в момент близкий к моменту моего зачатия, познакомилась с одним парнем, который был у нас в городе в какой-то деловой командировке. Однако все эти детали меня совершенно не волнуют.

— Так я не сын этого козла? — спрашиваю, прерывая поток маминых воспоминаний.

— Нет. Прости меня, Ромочка! — у мамы, кажется, настоящая истерика.

А у меня просто камень с души. Я прямо вздыхаю с облегчением. Я несказанно рад, что с этим ментовским говном у меня нет ничего общего.

— И кто же мой отец? — спрашиваю. — Ну, так, для галочки. Любопытно же!

— Он был не русский. — отвечает мама.

И ответ ее настолько неожиданный, что я на несколько минут дар речи теряю. Не русский, значит. Вот это поворот событий! Вот это откровение, мама! Я судорожно вспоминаю свое отражение, которое в последний раз видел сегодня утром. У меня темные волосы, немного смуглая кожа, но это, скорее, мамины гены. На представителя народов гор я даже с большой натяжкой не тяну. Казахи, туркмены и узбеки тоже отпадают. У меня прямой, почти греческий нос, хоть и переломанный несколько раз, так что к грузинам или армянам отнести себя я тоже никак не могу. Да и не похож! У меня светло-карие глаза. Возможно, даже слишком светлые для брюнета. Но что значит это мамино «не русский»? У меня вполне славянское лицо. Хотя, честно говоря, я не очень хорошо понимаю, что имеется в виду под этим весьма странным определением «славянское лицо».

— Что ты хочешь сказать, «не русский»? — спрашиваю.

— Он приехал к нам в командировку из Амстердама.

— Амстердама? — по слогам повторяю я. — Ты уверена, мам?

Она кивает в ответ и снова просит прощения.

— Я, значит, наполовину голландец? — у меня вырывается нервный смех. — Охренеть можно от таких новостей! — А Ксюша? — спрашиваю я после долгого молчания, когда информация немного укладывается в моей голове.

— Что Ксюша? — не понимает мама.

— Ну, она его дочь, Веригина?

— Да, Ром, она его.

— Ты уверена?

— Да. А что?

— Да ничего.

Просто почему он и на нее тогда злится? Вот этого я не понимаю. Со мной-то теперь все ясно. Я-то, вообще, получаюсь, иноземный лазутчик.

Да, мама, конечно, ошарашила меня новостями. Вроде как, я, конечно, надеялся на такой исход где-то в глубине души, но, видимо, очень глубоко, потому что все равно это оказалось неожиданностью. И что-то у меня все в голове от вновь открывшихся страниц моей биографии перемешалось. Все разлетелось на мелкие колючие осколки. Как будто карточный домик, который я строил так долго и трепетно вдруг рухнул в одночасье от дуновения ветра. Что-то я не знаю прямо, как теперь мне быть.

Я выхожу из больницы и сразу набираю номер Юли.

— Привет. — говорю. — У тебя был секс с голландцем?

— С кем? — не понимает Юля. — Что?

— Секс с голландцем был? — повторяю. — Что-что!

— Француз был… — медленно вспоминает Юля. — Англичанин… Американец… Нет, Ром, голландцев не было. — она как будто смеется. — А в чем дело?

— Ну я сейчас приеду, — говорю.

ОНА. Третье лицо единственное число

1

Сразу после каникул в нашем классе появляется новенькая. На первом же уроке, а это история, она входит в кабинет вместе с нашим классным руководителем. Все ученики уже собрались, звонок прозвенел, и вот воцаряется тишина. Я сначала даже внимания не обращаю на это идиотское «У меня есть объявление». Я продолжаю как всегда рисовать ручкой в тетради. Даже головы не поднимаю, но никого это особенно не задевает, так что все нормально. Потом до моего уха доносятся слова «новенькая», «будет с вами учиться», «подружитесь», «не обижайте» и «Наташа Миронова». Когда голос классной руководительницы замолкает, и слышатся легкие шаги, я все же поднимаю голову. Эта новенькая Наташа идет по проходу в мою сторону. Вернее, она, конечно, просто идет в поисках свободного места. У нее очень милое лицо, светлые волосы пшеничного цвета, голубые глаза. Она стройная и очень симпатичная. Губы ее плотно сжаты, так что видно — она чувствует себя неловко. Она как будто боится чего-то, идет как-то неуверенно. Она как будто что-то скрывает и не очень-то хочет заводить друзей. Не знаю, с чего я так решил, по ее почти картинной внешности такого не скажешь. Но я как будто улавливаю на несколько секунд в ней отражение самого себя. Она закрыта от всех. Хотя, может, мне это просто кажется. Но с чего бы тогда у меня такие ощущения? Я вообще не склонен надумывать и романтизировать. Особенно по поводу одноклассников, тем более, новеньких. Но Наташа привлекает мое внимание. Впрочем, не только мое. Я смотрю по сторонам — она привлекает внимание почти всего класса.

И вот она идет в мою сторону, а я-то сижу как раз один. У меня на парте валяется сумка, и когда Наташа приближается, я слегка придвигаю сумку к себе. Вроде как, давая понять, что можно тут сесть. Она останавливается, смотрит на меня, и я совсем убираю сумку со стола. Но когда новенькая хочет уже сесть рядом, Леха Карпенко вдруг окликает ее.