Правила склонения личных местоимений - [20]

— Да нет, у него хорошо.

— Что, без шансов, вообще?

— Ну, если только он просрет на страте… — размышляю я. — Но хрен он просрет.

В общем, когда приходит время финального заезда, и мы с этим парнем встаем на старт, я понимаю, что у меня есть шансы на победу только в случае его ошибки. И к моему величайшему счастью, он каким-то невероятным образом эту ошибку допускает. Он неудачно врубает третью, и я обхожу его. И хотя на финише он почти догоняет меня, я все же пересекаю линию первым. Как этот парень умудрился просрать третью передачу, не понимаю, да теперь это и не важно!

На меня обрушивается волна поздравлений, воплей и радостных криков. Все жмут мне руку, хлопают по плечу. А потом на меня обрушивается еще и куча бабла от Егора. Не знаю, уж сорок он мне отдал процентов или меньше, но деньги приличные.

От всей этой орущей и ликующей толпы мне передается импульс легкого помешательства, и я решаюсь на совершенно безумный, но удивительно приятный для моего сердца поступок. Это даже не поступок. Это самая опасная и дерзкая провокация, которая только могла родиться в моем больном мозге.

— Миш, — обращаюсь я к своему напарнику, — у тебя техника твоя с собой?

— С собой. — отвечает он. — А что?

— Поможешь мне угнать одну тачку?

— Для Егора?

— Нет. — говорю. — Для меня. Для личного пользования.

— Ты с ума что ли сошел?

— Миш, — уговариваю я, — от тебя ничего не надо. Просто приедешь, вскроешь ее для меня и смотаешься по-быстрому. Ты даже не при делах.

— Что за тачка?

— Мазда. Шестерка, — отвечаю.

— Что за система там стоит?

— Я понятия не имею. Но не думаю, что уж сильно навороченная.

— С чего бы?

— Давай, поехали, на месте разберемся. — я уже практически запихиваю Мишку за руль его машины.

Мы заезжаем во двор. Тут тихо. Под окнами — только крутые тачки.

— Вот она! — я указываю на отцовскую Мазду.

Мишка осматривает ее, заглядывает внутрь, потом возвращается к себе в машину.

Он взламывает сигнализацию за пару минут. Я так и думал, папаша уверен, что лучшее противоугонное средство — полицейская фуражка на задней полке. Хотя, надо признать, это действует. Когда Мишка замечает реквизит, напрягся не на шутку. Но мне-то что напрягаться.

Мы заводим тачку, и Мишка сразу сматывается. Мы даже попрощаться не успеваем, так он напуган. Я же, не спеша, аккуратно выезжаю со двора и потом уже рву что есть сил. Я угнал его тачку. Обалдеть, я угнал тачку этого урода! Вот он удивится с утра, не обнаружив ее под окнами. Ох, и вони будет! Все посты на уши поднимут. Но будет уже поздно.

Я выезжаю на трассу и разгоняюсь как могу. Я выжимаю из этой машины все, что можно. Я сейчас убью ему сцепление, резину, а потом, думаю, просто подожгу эту красавицу в каком-нибудь поле. И вот, я съезжаю на обочину, потом в кювет, потом еду по бездорожью. И съезжаю я, естественно, крайне неосторожно. К чертовой матери передний бампер, подвеску и крыло. Удачное я выбрал место, чтобы свернуть. Когда оказываюсь на засеянном поле достаточно далеко от дороги, чтобы не особенно привлекать внимание, я звоню Мишке.

— Ты не спишь еще? — спрашиваю.

— Нет. Ты где?

— Слушай, выручай. Забери меня. Я на пятьдесят пятом километре.

— Ты что там забыл?

— Мишка! Блин! Приезжай! — быстро говорю я. — Все нормально. Безопасно, то есть. Просто мне отсюда самому не выбраться.

Я, и правда, был так увлечен своей идей угона отцовского автомобиля, что не подумал, как потом буду добираться до города. Но, слава богу, Мишка соглашается. Я объясняю, где меня ждать, и прошу, чтобы он позвонил, как приедет. Пока Мишка едет за мной, я обыскиваю машину. В багажнике я нахожу канистру, в которой немного осталось бензина. В бардачке — деньги, несколько тысяч. Да, папаша совсем ничего не боится, раз оставляет бабло прямо в тачке. Больше здесь нет ничего интересного. Я открываю бензобак и подвожу к нему тонкую дорожку. Когда звонит Мишка, и я вижу силуэт его машины у дороги, я поджигаю отцовскую «Мазду» и бегу к обочине.

Видя, как взрывается тачка, Мишка выходит из машины и застывает, открыв рот. Я подбегаю и радостно набрасываюсь на него. Потом я словно завороженный смотрю в сторону пламени.

— Ты дурак! — орет Мишка. — Быстро в машину! Что ты творишь?!

— Да ладно тебе! — смеюсь я. — Смотри, как красиво!

— Нас загребут на хрен с твоими выходками, Рома! Ты придурок!

Мы садимся в машину и быстро уезжаем в сторону города.

13

Я просыпаюсь рано утром. Вернее, меня будит Катин голос. Голос просит, чтобы я закрыл за своей сестрой дверь. Она уезжает. Наконец-то! Надеюсь, больше у нее не возникнет желания повидаться с семьей. Я выпроваживаю навязчивую студентку и снова засыпаю.

В этот же день я иду навестить маму. Мне, на самом деле, так хочется поговорить с ней. Хочется, расспросить ее, задать, наконец, этот пресловутый, путающийся на языке вопрос о моем появлении на свет.

Я приношу фрукты. Маме сегодня получше. По крайней мере, выглядит она вполне бодро. Сначала мы некоторое время просто сидим рядом и молчим. Потом я все-таки не выдерживаю.

— Мам, я, правда, не его сын? — говорю.

— О чем ты, Рома? — слабо, вполголоса спрашивает она.

— Ты понимаешь, о чем.