Правила неосторожного обращения с государством - [12]

.

Ее прозвали «Топни ножкой». Единственная в марте 1881 г. смогла скрыться. Предана и поймана через два года. Приговорена и ждала смертной казни 9 дней. Прожила 90 лет. 20 лет в заключении. Октябрь 1917 г. не приняла, хотя властями почиталась. Никогда не вступала в партию большевиков. Ушла в июне 1942 г. в Москве, сполна увидев переворотов, репрессий и войн.

Как она отчаялась? В 25 лет (1877 г.), после университетов в Цюрихе и Берне, решила быть в народе, стала фельдшерицей в Студенцах, Самарского уезда. «Восемнадцать дней из тридцати мне приходилось быть вне дома, в разъездах по деревням и селам, и эти дни давали мне возможность окунуться в бездну народной нищеты и горя… Грязные, истощенные… болезни все застарелые… и всё это при такой невообразимой грязи жилища и одежды, при пище, столь нездоровой и скудной, что останавливаешься в отупении перед вопросом: есть ли это жизнь животного или человека?»[51].

Как всё смешалось? «Не могу сказать, чтобы я с удовольствием совершала мой первый выезд на большой бал. Стоя перед трюмо в легком облачке белого газа, в локонах и белых башмачках, я немало покапризничала и гораздо более заслуживала прозванья „Топни ножкой“, которым меня наградил позднее „Сашка — инженер“ Федор Юрковский, прославившийся подкопом под Херсонское казначейство, из которого в интересах революции им и товарищами было похищено полтора миллиона рублей»[52].

Как они расставались в 20 лет? «Как только муж и я пришли в соприкосновение с массой разнообразных лиц, и мы наткнулись на новые вопросы, между нами явилось разногласие: он примкнул к лицам, старшим по возрасту, к консерваторам, а я присоединилась к крайним»[53].

Как нам быть? Мы будем идиотами, если хотя бы еще раз те, кому 20, отчаются от невозможности изменений и прислонятся к крайним, чтобы когда-нибудь писать свои мемуары при новом политическом режиме, вызывающем их ужас и отчаяние в возрасте семидесяти с лишним лет.

Не подчиниться. Маркелов [54]

Александр Маркелов, командир подводной лодки, в июле — августе 1941 г. не выполнил приказ, был отдан под суд в октябре 1941 г., приговорен к расстрелу, не расстрелян, потом — момент неизвестности (пересмотр?), и почти сразу, всю войну на командных должностях. Получил четыре ордена. Прошел всю войну, капитаном на танкерах, на тендерах, на сторожевиках, на тральщиках, был командиром охраны рейдов в Кронштадте и уволился в 1950-х.

Спасибо, что отдали под суд.

Он остался единственным живым из всего экипажа своей подводной лодки.

Пока его судили и расстреливали, пока он снова оживал, лодка его, класса «Щука», Щ-308 была ранена, убита, затоплена. И до сих пор лежит на дне с экипажем в 40 человек. Окутанная рыболовными сетями, как в белом коконе.

Это ее только что почтил своим визитом Президент[55].

Александр Маркелов отказался выполнить приказ об атаке за малой значимостью целей, считая лодку обнаруженной. И вернул ее на базу с людьми. Целой, готовой к поиску. Судим в черном октябре 1941 г., приговорен к расстрелу, не расстрелян. И кажется, что, если не расстрелян, то в его отказе могли быть верность и искусство. Из наградного листа от 1944 г.: «Во всех случаях проявляет знание дела, мужество и храбрость, разумно руководит».

Его лодка класса «Щука», по имени «Семга» погибла через год, в следующем же боевом походе. Неизбежные обстоятельства? Случайность? Степень искусства? Чей-то нажим сверху, которому вынуждены были подчиниться, обрекший лодку на гибель? Сумма угроз, из которых уже нельзя выбраться?

Просто рука судьбы — ее, их, его?

Неизвестно. Никогда не узнать. Эта лодка была вечно несчастна, вечно в ремонтах. Неизвестно даже, как она погибла. Разные версии. У «Щук» на той войне была короткая история. Один-два похода, одно-два потопленных судна — и потом почти неизбежная гибель.

Он не выполнил приказ, его судили, дали расстрел, он остался в живых, а весь его экипаж лежит на дне, и к ним спускался Президент.

Верить или не верить государству

Как кидают царицы

Caricature. The Wit & Humour of a Nation in Picture, Song and Story, Leslie-Judge Company, New York. P. 40

Дать государству в долг. 250 с лишним лет тому назад.

И — с каким изяществом — обуть дающего! На память всем нам.

«Челобитчик бывшей персидской компании содержатель Богдан Саханав.

1) Объявляет, что бывшей император (Петр III — Я. М.) <…> в 1759-м году, взял у него заимообразно денег 17,500 рублев, которые он, по повелению оного императора, за неимением своих денег, занял у коммерческого банка с платежом указных процентов, да один поднос золотой с шестью чарками золотыми ж и несколько кусков кисей и индейских ситцев и платков <…> которые деньги и с процентами ныне на нем <…> взыскиваются.

2) И хотя он <…> в бывшее правление <…> о выдаче тех денег и просил, токмо и поныне ему не выданы.

3) Просит, чтоб означенных занятых им из коммерческого банка денег и накопившихся по сие время процентов, повелено было с него не взыскивать, а за взятую у него золотую посуду, кисей, ситцы и платки, учинить ему награждение сколько соизволено будет, ибо он, Саханав, от уничтожения персидской компании, в которой находился его весь капитал, претерпел убытку более 50,000 рублев».