Правда о Салли Джонс - [97]

Однажды, не издав за целый час ни звука, он вдруг поймал мой взгляд. Тогда он устало и печально улыбнулся.

– Не волнуйся, – сказал он. – Три года – большой срок. Чтобы освоиться на свободе, нужно время.

Окончив работу, Старшой подолгу гулял. Чаще всего со мной, иногда один или с Аной. Он бродил в самых разных концах города, но заканчивалась прогулка всегда в порту. Он смотрел на корабли, иногда болтал с моряками о том, как им нынче живется. Если ветер дул с запада, он мог подолгу стоять лицом к морю, закрыв глаза. Однажды он сказал сам себе:

– Интересно, там ли она еще.

Я догадалась, что он думает о «Хадсон Квин».

~

По пятницам и субботам мы ходили в «Тамаринд» слушать Ану. Всякий раз у Старшого на глазах наворачивались слезы. Однажды Ана предложила ему взять гармонику. Она знала, что он разучил почти все ее песни.

– И речи быть не может! – усмехнулся Старшой. – Это все равно что налить керосин в сливочный соус.

Ана несколько раз повторяла свою просьбу, но Старшой стоял на своем. Он выступать не будет. Зато дома, когда Ана пела, он охотно доставал свой инструмент. Синьор Фидардо подыгрывал на гитаре. Это были хорошие мгновения.

Правда, иногда, когда Старшой играл, на лице у него появлялось выражение, которого я раньше никогда не видела. Он будто становился сам не свой. Слегка склонив голову набок, он морщил брови, словно что-то мучило его. Взгляд был устремлен вдаль, на какой-то предмет, который, кроме него, никто не видел.

Возможно, он никогда уже не будет счастлив, думала я в такие минуты.

А если так, то и мне счастливой больше никогда не быть.

~

В тот первый месяц, когда Старшого отпустили на свободу, в Лиссабоне произошло много всего. Почти каждый день газеты писали о «Большом скандале». Полиция раскрыла заговор. Могущественные люди (среди заговорщиков были как мужчины, так и женщины), представители самой верхушки общества, задумали государственный переворот и свержение республики. По некоторым сведениям, король Мануэл, находящийся в эмиграции, был готов вернуться из Англии и принять власть.

Переворот не удался, но тогда о нем никто и не узнал. Теперь же тайное стало явным. Многих арестовали, полиция охотилась за другими участниками заговора. Комиссара Гарретту разыскивали по подозрению в убийстве и государственной измене. Епископ де Соуза бежал из страны и сейчас находился под покровительством папы в Риме, в государстве-городе Ватикане.

Мы со Старшим, конечно, сообразили, что все эти разоблачения имеют отношение и к нам, и к Альфонсу Морру. Хотя какое именно, мы не понимали. До тех пор, пока инспектор Умбелину не показал нам письмо.

~

Был ранний вечер посреди недели, когда Умбелину позвонил нам и спросил, нельзя ли ему чуть позже заглянуть к нам на чашечку кофе. Паштейш де ната он купит сам в кондитерской «Граса». Умбелину хотел повидать нас – всех четверых.

Было почти десять, когда он постучался в дверь. Ана уже сварила кофе и накрыла в кухне. Мы сидели за столом и болтали о том о сем. Всем, конечно, было любопытно, что за дело привело к нам инспектора в такое время. Наконец он достал из кармана письмо и положил на середину стола.

– В этом конверте, – сказал он, – письмо, которое Альфонс Морру спрятал в своем левом ботинке. Начальство, к сожалению, не разрешает мне показать его вам, так как это письмо – вещественное доказательство в деле об убийстве. Но мне на это плевать. Если кто и имеет право читать письмо Альфонса Морру, так это вы.

Мы – все пятеро – немного посидели молча, глядя на конверт. Потом инспектор посмотрел на часы и встал.

– Ну все, мне пора домой. Я вернусь завтра рано утром и заберу письмо, которое я, конечно же, случайно забуду тут. Доброй вам ночи и спасибо за кофе.

Когда Умбелину ушел, синьор Фидардо посмотрел на Старшого и сказал:

– Читайте первым.

Старшой покачал головой.

– Спасибо, но я читаю очень медленно, – сказал он. – Вы все уснете раньше, чем я доберусь до конца. Может быть, Ана прочтет его всем нам вслух?

Ана кивнула. Она потянулась за конвертом, открыла его и развернула тонкие нежные листки. А потом начала читать.

Глава 76 Письмо мертвеца

Я пишу это письмо из греческого города Пирея. Я снял комнату в ожидании корабля, который доставит меня в Лиссабон.

Я болен. Лихорадка и кашель с каждым днем только усиливаются. Если я умру в пути, эти строчки расскажут все за меня. Это мое признание, мое свидетельство и история моей печальной жизни.

Зовут меня Альфонс Эжен Морру. Я родился в деревне Торран двадцать девять лет назад. В ту же ночь моя мать умерла. Отец мой был рыбаком, ловцом угря. Он утонул, когда мне было десять. Меня отправили к дяде Алвешу и его жене Одилии в Лиссабон. Они мои самые близкие родственники. Поэтому им пришлось меня воспитывать.

Дядя Алвеш держал похоронное бюро. Там я работал после школы и по выходным. Я мел пол и менял цветы в конторе. Когда дядя Алвеш решил, что я уже достаточно взрослый, я стал помогать ему готовить тела умерших к погребению. Моя одежда насквозь пропахла формалином и смертью.

Окончив школу, я поступил на вечерние курсы счетоводства и бухгалтерии. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, я продолжал работать у дяди. Ночью я занимался, а днем препарировал трупы.