Правда о Салли Джонс - [95]
– Добрый вечер, Салли Джонс, – сказал он высоким мягким голосом. – Последние дни я много о тебе слышал. Я рад, что ты очнулась от забытья и что я наконец могу познакомиться с тобой лично. Меня зовут Фернан. Фернан Умбелину. Я из уголовной полиции.
Услышав слово «полиция», я испуганно взглянула на Ану. Она кивнула, словно успокаивая меня, и сказала:
– Инспектор Умбелину расследует убийство Альфонса Морру. Не бойся.
– Я опасен только для бандитов, – хохотнул Умбелину и тяжело опустился на стул.
Ана подала кофе с булочками и кирш – вишневую водку. Я пила молоко. За угощением инспектор Умбелину рассказал о своем расследовании. Но для начала только самое главное. Подробности он оставил на потом.
Я еще не вполне отошла после долгого сна, но то, что рассказал инспектор, быстро развеяло туман в моей голове. Внутри все как будто запузырилось. Я не могла усидеть на месте.
– Короче говоря, мы окончательно установили, что мужчина, убитый на кладбище Празереш пять дней тому назад, – это Альфонс Морру. Поэтому вчера я переговорил со своим начальником, интендантом Сервиушем. Он сразу связался с министром юстиции и изложил это дело ему. Сегодня рано утром министр юстиции вызвал меня к себе. Он выдал мне судебное решение, заверенное его подписью, и попросил немедленно отправиться в Центральную тюрьму в Камполиде.
Инспектор Умбелину отпил немного кофе и, не опуская чашки, серьезно посмотрел на меня. Потом продолжил:
– В Камполиде я передал судебное решение коменданту тюрьмы. Комендант проводил меня в камеру Генри Коскелы. Коскела, разумеется, меня никак не ждал и был слегка ошарашен моим визитом. Я, наверное, раз пять повторил, зачем пришел, пока до него наконец не дошло. Потом примерно столько же раз мне пришлось поклясться, что все это чистая правда, и только тогда он мне поверил.
Инспектор опять сделал паузу. Теперь он улыбался.
– С Генри Коскелы сняты все обвинения. Завтра его освободят.
В ту ночь я не сомкнула глаз. Только чему же тут удивляться? Ведь я проспала столько, что хватило бы на несколько недель вперед.
Когда Ана уснула, я выскользнула в окно. Я пробиралась по крышам, пока не нашла укромное место за трубой в нескольких кварталах от нашего дома. Здесь я пряталась той долгой, мучительной ночью три года назад. Ночь была такой же черной, как тогда, и город точно так же переливался огнями. Но что-то изменилось, я едва узнавала саму себя. Три года назад на этом самом месте будущее представлялось мне зловещим и страшным. Теперь же темнота не пугала меня. Тысячи огоньков приветливо подмигивали мне снизу.
Я ни о чем особо не думала. Просто сидела и смотрела на Лиссабон, пока в первых рассветных сумерках не начали меркнуть фонари. Пылающее небо на востоке красным светом озарило паруса на шхунах в порту. Сегодня будет шторм. Красное небо на рассвете означает, что надо ждать жестокой непогоды. Red sails in the morning – sailors take warning! Этой поговорке меня научил Старшой.
Еще несколько часов, и я снова увижу его.
Глава 74
Железная дверь
Ближе к восьми позвонил инспектор Умбелину и рассказал, что Старшого выпустят ровно в двенадцать. Сам он уже собирался в Камполиде. Прежде чем Старшого выпустят на свободу, инспектор хотел обсудить с ним несколько неотложных вопросов. Это касалось письма, которое нашли в ботинке Морру. Больше ничего рассказывать по телефону Умбелину не хотел. Но пообещал, что волноваться не о чем.
Буря налетела на город еще до полудня. Резкие порывы ветра хлестали улицы, дождь свирепо колотил по черепичным крышам Алфамы. В одиннадцать часов мы с синьором Фидардо и Аной сели на поезд в Камполиде. Ана и синьор Фидардо были очень взволнованы и напряжены. Я могла их понять, потому что сама чувствовала то же самое.
В кармане у меня лежали две сигары для Старшого. Синьор Фидардо помог мне выбрать хороший сорт у вдовы Перейры. Я подозревала, что Старшой уже выкурил всю коробку, которую я посылала ему в прошлом году. Думаю, ему еще как захочется закурить, когда он выйдет из тюрьмы.
Ана сходила в цветочный магазин и купила большой и очень красивый букет, который она собиралась подарить Старшому. Букет был завернут в шелковую бумагу. В трамвае она вдруг засомневалась.
– Наверное, ему покажется странным, что я дарю цветы, – неуверенно проговорила она. – Ведь обычно мужчина дарит цветы женщине, а не наоборот. А мы к тому же едва знакомы…
Она протянула букет синьору Фидардо.
– Подари ты.
Синьор Фидардо стал отнекиваться.
– Я? Ну уж нет, уволь. Как это будет выглядеть? Ты же купила цветы. Так что будь любезна, сама и дари!
Они продолжали спорить, пока обоих не осенила одна и та же мысль. Они посмотрели друг на друга, а потом на меня.
Так вот и вышло, что спустя некоторое время я стояла у входа в тюрьму в Камполиде с букетом тюльпанов и лилий в руке. Я чувствовала себя ужасно глупо. Механики не дарят цветы капитанам!
Ана и синьор Фидардо взяли с собой зонтики, и это было очень кстати. Потоки дождя лились на пустынную площадку перед входом в тюрьму. Электрическая колючая проволока, венчавшая стену, жужжала и искрилась. По небу неслись рваные облака.
