Правда о Салли Джонс - [98]
Когда выдавалось свободное время, я ходил в кафе у церкви Сан-Роке. Там-то я впервые и увидел Элизу Гомеш. Она была официанткой. Я влюбился в нее задолго до того, как посмел спросить ее имя.
Постепенно я выяснил, по каким дням она работает и какие столики обслуживает. Так я мог быть рядом с ней почти каждый день. Вскоре мы стали понемногу разговаривать, когда она приносила мой кофе. Через несколько месяцев я набрался мужества и попросил позволения угостить ее мороженым в Ботаническом саду в следующее воскресенье.
Она ответила «да». Это был самый счастливый миг в моей жизни.
Элиза жила в приюте доминиканских монахинь для молодых женщин-сирот. Все ее близкие погибли во время эпидемии испанки, разыгравшейся несколько лет назад.
Мы с Элизой заменили друг другу семью. Мы встречались при любой удобной возможности и подолгу гуляли в парках Белена. Или ехали на поезде в Кашкайш и там пили кофе в закусочной на берегу.
Мы начали мечтать. О будущем вместе. О собственном доме.
После курсов я получил место писаря в фирме, которая занималась страхованием судов. Элиза устроилась служанкой в семью банкира Жозе Карвалью. Мы копили деньги, отказывая себе во всем, чтобы пожениться и нанять собственную квартирку. Через год мы назначили день свадьбы. Мы должны были сыграть ее в июне.
14 мая Элиза примерила свадебное платье.
А на следующий день ее убили.
Это была посылка с бомбой внутри. Бомба предназначалась Жозе Карвалью, но он не пострадал. Почтальону открыла Элиза, и бомба разорвалась прямо у нее в руках. Полиция была уверена, что за этим стоят анархисты, но преступников так и не нашли.
Деньги, отложенные на свадьбу, я потратил на надгробие для Элизы. После похорон я просидел у ее могилы три недели. Когда я не явился на работу в страховое общество, меня уволили. А без жалованья я не мог платить дяде Алвешу за комнату и стол. Он потребовал, чтобы я снова начал работать на него и препарировал трупы. Но этого я больше делать не мог.
И тогда дядя Алвеш выгнал меня.
Я не знал, куда податься. Я просто скитался по городу. В конце концов полиция задержала меня за бродяжничество, и я попал в тюрьму, а потом в дом призрения бедных. Обычно в таких заведениях долго не задерживаются. Тот, кто не умер от болезни, рано или поздно умрет от голода. Я решил, что конец мой близок. И к лучшему, думал я.
Спас меня священник, который иногда навещал наш ночлежный дом. Звали его отец Фелипе. Он позволил мне работать в трапезной при церкви Санту-Антониу. За это меня кормили и позволили жить в церковном приюте.
Я много думал, почему отец Фелипе из всех страждущих выбрал именно меня. Единственное объяснение, которое мне приходило на ум, – что мне просто повезло.
Но я ошибался. Правда, понял я это уже потом.
Отец Фелипе стал мне другом. Иногда мы поднимались на крепость Сан-Жорже полюбоваться видом и поговорить. Мы говорили в основном о моей скорби. После смерти Элизы я чувствовал, что мне незачем больше жить.
Отец Фелипе сказал, что я заблуждаюсь. Жизнь поставила передо мной новую задачу. Я должен почтить память Элизы, бросив вызов злу, которое нас разлучило.
Эта мысль утешала меня.
Наши беседы все больше касались политики и религии. Отец Фелипе сказал, что анархисты, убившие Элизу, действуют по наущению дьявола. Они безбожны и полны ненависти, говорил он. То же самое можно сказать и про республиканцев, которые управляют страной с 1910 года, когда король Мануэл был вынужден покинуть страну. Республиканцы – противники церкви и преследуют священников, объяснил мне отец Фелипе.
Мы должны сражаться, чтобы вернуть нашего короля, повторял отец Фелипе. А иначе на Португалию навсегда опустится мгла.
Я все больше убеждался, что отец Фелипе прав. Ради Элизы я тоже хотел встать на сторону добра и участвовать в их борьбе.
Сначала мне поручили распространять листовки, чтобы люди узнали о замысле монархистов. Каждый вечер я ходил в небольшое кафе в Байрру-Алту. Там мне выдавали сумку с листовками и список кварталов, где эти листовки надо раздать. Написано в них было о том же, о чем рассказывал отец Фелипе. Под воззванием всегда стояли буквы «БМ».
«БМ» означало «Братство монархистов».
Кроме меня листовки раздавали еще несколько человек, но я никого из них не знал. Даже по имени. Братство монархистов было запрещенной и тайной организацией. Мне дали четкие инструкции: если появится полиция – прятаться. Если меня все же заметят – бежать. Если поймают – молчать. Если будут бить – все равно молчать. Молчать, если потребуется, до самой смерти.
Это был риск, и поэтому мне казалось, что я делаю важное дело. Впервые после смерти Элизы я почувствовал, что живу.
Каждую ночь я выходил в город и раздавал листовки. Несколько раз за мной гналась полиция, но мне всегда везло и я убегал. Но однажды жаркой августовской ночью везение кончилось. Меня загнали в тупик, арестовали и отвезли в полицейский участок в Шиаду.
Пятеро полицейских четыре часа допрашивали меня. Но ничего не добились. Под конец пришел комиссар и сказал, что держать меня нет смысла. Комиссара звали Гарретта.
Поскольку теперь меня знали в полиции, отец Фелипе не хотел, чтобы я продолжал раздавать листовки. Я был в отчаянии. Но отец Фелипе положил мне руку на плечо и сказал:
