Правда о Бебе Донж - [18]

— Около двадцати.

— Так, постойте. По десять франков на воскресенье. Феликс, дай, пожалуйста, тысячу франков сестре Адони, а потом будешь добавлять каждый месяц. Но при условии, сестра, что вы будете закрывать глаза на табак в их карманах, хорошо?

Машина Феликса. Запах улицы, который он уже позабыл.

— Смотри! Тебе нужно починить крыло.

Сидя за рулем, Феликс говорил осторожно, время от времени посматривая на брата через зеркало.

— Жанна ходила к пей вчера.

— Что она сказала?.

— Спрашивала о Жаке. Когда узнала, что Жанна вместе с Мартой занимается ребенком, то не высказала удовольствия.

— «Я оставила Марте подробные инструкции, — сказала она. — Впрочем, я хотела бы ее видеть…»

Произвела впечатление очень спокойной женщины, совсем такой, как бывает обычно.

— «Мама поехала к мадам Бертолла?»— спросила она.

— Внимание! — произнес Франсуа, выправляя руль.

Феликс, увлекшись беседой, чуть не врезался в самосвал.

Перед уходом Жанна начала:

«Послушай, Бебе! Я думаю, что ты можешь мне признаться. Твоя жена ответила: „Тебе меньше, чем кому-то другому, бедная моя Жанна. Ты никогда не замечала, что у нас нет ничего общего? Скажи Марте, пусть придет. Не занимайся Жаком.“

Было десять часов утра. Они обгоняли большие грузовики с продуктами.

— Это все?

— Да… В Шатеньрэ все нормально. Жанна, очевидно, не очень довольна. Особенно из-за Жака. Обвинять ее в том, что она не умеет воспитывать детей. Я хорошо знаю, что… Я не утомил тебя?

— Нет!

Вот и белый дом в конце набережной Таннер, мощеной плитками, на которой Франсуа в детстве играл в шары. Он вылез из машины и через служебный вход вошел в дом.

— Здравствуйте, мосье Франсуа.

— Здравствуйте, мадам Фламан.

Он совсем о ней забыл! Вся розовая от волнения, прижав руку к груди, мадам Фламан смотрела на него большими влажными глазами. Это конечно же она поставила розы на его рабочий стол.

— Если бы вы только знали, как всех нас поразила весть о случившемся несчастье! Вы уже хорошо себя чувствуете?

Он повернулся к ней спиной и пожал плечами. Он почувствовал своеобразный запах этого дома, особенно в служебном помещении, такого запаха больше нигде не было. Солнце пробивалось через старинные окна и отражалось на полировке. Среди прочей мебели здесь были и часы в стиле Людовика, черные с золотом, особым звоном, который так интриговал его в детстве. На стене висела фотография участников конгресса мастеров по выделке кож в Париже. На этой фотографии был его отец, он сидел, скрестив руки.

— Счета оплачены, Феликс?

— Да, это было трудно, но мы сделали.

Это была единственная комната в доме, в которой ничего не изменили. Конечно, у братьев Донж были и современные рабочие кабинеты, но здесь, в отцовском доме находилась отправная точка всех их дел. Стены были оклеены обоями в уже пожелтевших разводах. Рабочее место Франсуа находилось в кабинете отца, с мебелью, обтянутой темной кожей, залитой фиолетовыми чернилами; здесь стояла и старинная этажерка с маленькими ящичками.

На противоположной стене висел портрет отца — с пышными усами, жестким воротничком и черным галстуком — атрибутами праздничного наряда. Когда-то фотографии отца и матери висели рядом в спальне. Когда же Бебе вошла в этот дом и заговорила о его модернизации… Фотография матери теперь тоже перекочевала в кабинет и находилась напротив портрета отца. Плетеные стулья, знакомые Франсуа с детства…

Запах… Постепенно он снова пропитывался им, атмосфера кабинета и дома обволакивала его.

— Я положила на ваш стол личное письмо.

Черт возьми, мадам Фламан! Он как-то забыл о ней, этой рыжеволосой дородной женщине, с живым взглядом, влажными губами, привлекательными формами.

Не из-за неё ли в самом начале…

Письмо из Довиля было от Ольги Жалиберт, и он не торопился его читать. В своем кабинете Феликс разбирал деловую почту.

Однажды утром, месяца через два после свадьбы, Бебе спускалась вниз в легком шелковом платье.

— Можно войти?

Феликс ушел. Мадам Фламан была на своем месте. Она стремительно поднялась, может быть слишком стремительно, чтобы поздороваться, и сделала несколько шагов к двери.

— Куда вы? — спросил Франсуа.

— Я думала…

— Останьтесь. В чем дело, малыш?

Бебе плохо знала этот кабинет, поэтому осмотрелась.

— Я пришла просто поздороваться с тобой. А! Значит ты принес портреты сюда.

В полдень, когда они завтракали вдвоем за круглым столом в столовой, она спросила:

— Тебе нужно, чтобы в рабочем кабинете была эта девушка?

— Это замужняя женщина, мадам Фламан. Уже шесть лет она работает у меня секретаршей. Она в курсе всех наших дел.

— Странно, как ты можешь выносить ее запах.

Может быть большая часть зла исходила из того, что в нем Прочно укоренилась одна мысль: его жена неспособна что-то сделать или сказать непреднамеренно. Она говорила спокойно глядя ему прямо в глаза, как тогда, в Руаяне. Его раздражало, когда он слышал ее вывод:

— В конце концов, тебе лучше знать, что нужно делать.

— Разумеется!

Была ли уже тогда у нее потайная мысль. Теперь, через столько лет, он в этом сомневался… Раза два или три Феликс показывал ей служебные помещения. В одно воскресное утро, когда в одиночестве он выполнял в кабинете срочную работу, она вошла, одетая в муслиновое платье.