Прасковья Ангелина - [24]

Паша покраснела.

— Куда мне до учености, поучусь немного и домой вернусь.

Но старик рассудил иначе.

— Не верю, Пашенька. Меня, старика, не обманешь. Останешься в Москве, в Старо-Бешево и на аркане тебя не притащишь. Как же, выросла, ученой стала! Но знай, Паша, ученые нам и в колхозе нужны. Хорошо, что в самую академию едешь… Жаль, не мои лета, а то и я бы подался в ту самую академию. Без науки, детки, нельзя нынче даже старикам…

Паша взглянула на часы. Пора было ехать. Провожающие вышли к машине, а она отправилась в детскую. Светлана крепко спала, подложив под голову ручки. Прежде чем поцеловать дочь, Паша поправила одеяло. Потом на цыпочках, закрыв за собою дверь, вышла на улицу.

Вечер был тихий и ясный. «Газик» мчался по широкой гудронной дороге в сторону Иловайска. Паша смотрела в окно и махала платочком, прощаясь с земляками, сидевшими на завалинках перед избами. Неоглядные просторы колхозных полей, выстроенные из камня и бетона животноводческие фермы, клубы и детские ясли, ровные улицы, утопающие в зелени, синева неба, на котором переливались золотые алмазы, — все волновало Пашу. Не раз приезжала она в эти деревни и села, чтобы встречаться с избирателями.

— Трудно расставаться, Паша? — добродушный голос Сергея заставил ее обернуться.

— Да, все такое родное, близкое.

— Понятное чувство… — и, запнувшись, умолк.

— А есть ли у тебя понятие о глубоких чувствах! — покачала она головой.

— Странно… У кого их нет?

— Ты не сердись, — сказала Паша после долгой паузы, прижавшись к плечу Сергея, — а спокойно отвечай мне, ты можешь, наконец, стать другим?

— Каким? — раздраженно спросил он.

— Ну таким, каким был, когда слесарем работал… Простым, доступным для всех, человеком достойным, мужественным, любящим свою семью.

Сергей вспыхнул, но сдержался. Он старался говорить спокойно. Может, она считает, что секретарство избаловало? Чепуха. Ведь к молодежи он хорошо относится, пользуется авторитетом и уважением. Все-таки секретарь райкома комсомола. На последней конференции его снова избрали. Правда, против него голосовали пятьдесят семь делегатов. Ну, а остальные сто пятьдесят проголосовали «за».

— Да, дорогой, — выслушав исповедь его, сказала Паша, — все же ты гораздо хуже, чем кажешься… — И добавила с сожалением: —Да к тому же еще часто выпиваешь.

— Положим, не гак… — отшучивался он, — я убежденный трезвенник; обеими руками голосую за «сухой закон».

— Но пока он у тебя мокрый. Ты кончай свои походы к дружкам.

Она требовала от него прекратить выпивки, быть к себе требовательнее, строже. Ее муж должен стать другим, умнее строить жизнь.

Сергей внимательно слушал и кивал головой. Спорить не надо, сейчас не время. Он обещает «умнее строить жизнь»…

— Правда, у меня все быстро меняется? — спрашивает он Пашу и обнимает ее.

Она смеется. Что верно, то верно. Так быстро, что иногда за ним не уследишь. Ей становится даже весело: «Какой Сергей послушный, смирный! Прямо ангелочек!» Значит, можно влиять на него? Конечно, можно. Надо за него драться, вырвать из рук «влиятельных» дружков. Ведь легче всего развестись и выгнать прочь Сергея. Труднее его спасти, исправить.

Нет, нельзя, не может она ломать семейную жизнь, терять мужа и отца для Светочки.

Занятые разговорами, они не заметили, как машина въехала в Иловайск. Оставалось еще полчаса до отхода поезда Тбилиси — Москва.

ВСЕ ДЛЯ ПОБЕДЫ!

Два года училась Паша в Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Но на третий год, в счастливый год ее жизни, когда у нее родился сын Валерик, чрезвычайные обстоятельства оторвали ее от учебы.

Каждый год Паша проводила каникулы в Старо-Бешеве. Так было и в то лето 1941 года.

В воскресенье 22 июня она работала в поле, когда узнала, что гитлеровская армия совершила вероломное нападение на нашу Родину.

Небо было чистое, голубое — ни единой тучки. Солнце палило. Ни ветерка, ни дуновения, хотя бы колосок пошевелился. Когда услышали о начале войны, в степи такая тишина настала, что казалось, сдавливает грудь. Девушки стояли, взявшись за руки, и можно было подумать, что они уже никогда не выведут свои запыленные «ЧТЗ» и «СТЗ» в борозды.

— Почему мы здесь? — нарушила молчание Наташа Радченко.

Наташа посмотрела на Пашу. О чем она думает?

— Надо проситься на фронт, всей бригадой влиться в одну танковую часть.

— Не то говоришь, Наташа, — сказала Паша, плечом касаясь Наташиного плеча. — Ты собираешься на фронт? А я, напротив, надумала остаться. Надо же кому-нибудь хлеб давать стране.

— Воля твоя решать, как хочешь, а. только мое место на фронте, — сдержанно ответила Наташа и посмотрела на подруг, как бы ища у них поддержки.

— Найдутся другие, кто заменит нас на тракторе! — крикнула Вера Коссе.

Все заспорили. Леля Ангелина в упор спрашивала Веру Коссе, собирается ли она на фронт. Наташа перебила подруг и стала говорить о том, что им надо лучше работать и завтра же с самого утра переехать на новый участок, чтобы за два дня закончить зяблевую пахоту.

— Ну, это другой разговор. — Паша вскочила на. трактор. — Пора, девоньки!

Работать девушки стали круглые сутки. К первому июля вспахали девятьсот гектаров земли. Бригада Ангелиной работала вблизи шоссе, которое вело на Ростов. День и ночь слышался скрип повозок и мычание гуртов, угоняемых в тыл. Эвакуация шла полным ходом.