Прасковья Ангелина - [12]

— А к вам в гости вся деревня собирается, — сказал один из школьников.

Наташа сейчас же передала об этом девушкам.

— Неужели опять скандалить идут? — заволновалась Юрьева.

— Что вы, вас ругать не будут, это точно, мы знаем… — Кудрявый мальчуган сообщил, что колхозники задумали в поле что-то строить.

— Не дворец ли, ребятки? — спросила Люба Федорова, улыбаясь.

— А это нам не известно, — серьезно ответил тот же кудрявый мальчишка.

Девчата продолжали сев. За тракторами двигались сеялки. Не прошло и двух часов, как со стороны деревни показался народ. Вскоре от идущих отделился Степан Иванович Николаев, а за ним следом, как-то чудно ковыляя, подпрыгивал на одной ноге дед Алексей.

— Постойте, деточки! — кричал, размахивая руками Степан Иванович.

Девушки выключили моторы. В степи стало непривычно тихо. Казалось, слышно было дыхание людей.

Степан Иванович слегка помялся, покряхтел, а потом громко стал говорить про то, как неверно в деревне отнеслись к «бабьей» тракторной бригаде.

— Деточки, родные, — продолжал он, подергивая плечами от волнения, — всем обществом просим прощения. Ох ты, бригадир, ох ты, Пашенька! Какие же вы все молодчины! Любо глядеть на поля… Сроду посевы так не радовали глаз, как вот ныне…

Дед Алексей стоял тут же рядом. Выставив вперед ногу в добротном полуботинке, он внимательно слушал и, словно чему-то радуясь, все больше улыбался.

Надо было видеть деда Алексея лет десять назад! Ходил он всегда сгорбленный, в рваной одежонке и всегда хмурый, печальный. Летом, весною и осенью — всегда босиком, только в лютые морозы надевал валяные опорки.

— Честью прошу от всей деревни, — начал он нараспев, — не поминайте старого. Ну, конечно, было… по нашей несознательности, а ныне больше не будет. Слышь, Паша, не будет… — дед Алексей глубоко и облегченно вздохнул, как вздыхает человек, которому предстоит сказать о самом заветном, — Память, говорят, штука драгоценная, однако же ее, как мешок, всяким тряпьем набивать не следует. Помнить надо все хорошее. Вот Асю-то Федоровну Алексееву, учительку нашу, которая грамоте меня на шестидесятом году выучила, вовек помнить буду. Из старого я много перезабыл, а вот как впервой газетку прочел, никогда не забуду… Отродясь, детки мои, не радовался так, как в тот раз, когда первую книгу прочел. Вот она, деточки, новая жизнь без помещика и дармоеда-кулака. Хорошо жить стало! Жаль только, что состарился, а то, клянусь богом, и на трактор сел бы… Да таких-то делов натворил бы! Куда там кому за мной угнаться! До самой Москвы… до Кремля дошла б весть о моем хлеборобстве. Ну… хватит всем вам на нас серчать-то…

Девушки, конечно, и не думали сердиться. Зачем вспоминать прошлое? Неловкость и скованность первых минут уже прошли. Приятно было повидаться с отцами и матерями, пришедшими посмотреть, как они в шутку говорили: «пахнут ли девичьи посевы булкой».

— Вот закончим всю работу, вырастим добрый урожай, тогда и приходите нас хвалить, — сказала Наташа.

Дед Алексей кивнул головой.

— Добре, деточки!

Распрощавшись с колхозниками, трактористки опять взялись за работу.

Они уже заканчивали на одном участке сев ячменя, а рядом посеянная несколько дней назад яровая пшеница уже всходила. С каждым днем набирала силу, тянулась к свету, стойкая, рослая.

Земля, хорошо обработанная девушками-трактористками, принесла по тем временам добрый урожай. Колхоз сполна рассчитался с государством. По плану и сверх плана было сдано девяносто тысяч пудов зерна.

Теперь девушки готовили черные чистые пары и вели зяблевую пахоту.

…Стояла дождливая осень. Черные тучи нависли над степью. Размякли дороги. Но тракторы бригады Ангелиной двигались к усадьбе МТС своим ходом, в то время как из соседних колхозов многие машины приходилось тащить на буксире.

Удачи окрыляли девушек. Уже в то время они показали образцы работы на пахоте и севе: при плане в четыреста семьдесят семь гектаров каждая девушка своим трактором обработала по семьсот тридцать девять гектаров. План тракторных работ был выполнен с превышением на 29 процентов.

Слава о замечательных делах первой в стране женской тракторной бригады уже неслась по стране. В Старо-Бешево хлынул поток писем и телеграмм. Все интересовались одним: в чем секрет успеха первой женской тракторной бригады? Что помогло девушкам взять в донецкой степи большой урожай?

«Спасибо тебе за труд, доченька», — писали Паше колхозники и колхозницы из разных уголков Советского Союза.

«Главное в наших делах — это упорство в достижении цели, — отвечала своим корреспондентам Паша, — вот и все, больше ничего героического в наших делах нет».

Ее и радовало и удивляло, что совсем чужие, казалось бы, люди так близко принимают к сердцу дела старо-бешевских трактористок.

А девушки действительно были упорные. Еще не утихло радостное волнение, вызванное первым успехом бригады, еще звучали в ушах рукоплескания, которыми старо-бешевские хлеборобы встречали появление трактористок на собраниях, а они уже готовили себя к новым испытаниям.

Первое время, когда они работали на ремонте своих машин, они еще как-то отличались друг от друга. Но теперь, когда комбинезоны обтрепались, а на лицах поверх загара и на головах поверх волос легла едкая маслянистая пыль, такая густая, что волосы никаким гребнем не расчешешь, все эти девушки стали походить на родных сестер, с тем еще дополнительным сходством, которое бывает у людей одной профессии и достигается благодаря одинаковому и беззаветному труду.