Прасковья Ангелина - [12]
— А к вам в гости вся деревня собирается, — сказал один из школьников.
Наташа сейчас же передала об этом девушкам.
— Неужели опять скандалить идут? — заволновалась Юрьева.
— Что вы, вас ругать не будут, это точно, мы знаем… — Кудрявый мальчуган сообщил, что колхозники задумали в поле что-то строить.
— Не дворец ли, ребятки? — спросила Люба Федорова, улыбаясь.
— А это нам не известно, — серьезно ответил тот же кудрявый мальчишка.
Девчата продолжали сев. За тракторами двигались сеялки. Не прошло и двух часов, как со стороны деревни показался народ. Вскоре от идущих отделился Степан Иванович Николаев, а за ним следом, как-то чудно ковыляя, подпрыгивал на одной ноге дед Алексей.
— Постойте, деточки! — кричал, размахивая руками Степан Иванович.
Девушки выключили моторы. В степи стало непривычно тихо. Казалось, слышно было дыхание людей.
Степан Иванович слегка помялся, покряхтел, а потом громко стал говорить про то, как неверно в деревне отнеслись к «бабьей» тракторной бригаде.
— Деточки, родные, — продолжал он, подергивая плечами от волнения, — всем обществом просим прощения. Ох ты, бригадир, ох ты, Пашенька! Какие же вы все молодчины! Любо глядеть на поля… Сроду посевы так не радовали глаз, как вот ныне…
Дед Алексей стоял тут же рядом. Выставив вперед ногу в добротном полуботинке, он внимательно слушал и, словно чему-то радуясь, все больше улыбался.
Надо было видеть деда Алексея лет десять назад! Ходил он всегда сгорбленный, в рваной одежонке и всегда хмурый, печальный. Летом, весною и осенью — всегда босиком, только в лютые морозы надевал валяные опорки.
— Честью прошу от всей деревни, — начал он нараспев, — не поминайте старого. Ну, конечно, было… по нашей несознательности, а ныне больше не будет. Слышь, Паша, не будет… — дед Алексей глубоко и облегченно вздохнул, как вздыхает человек, которому предстоит сказать о самом заветном, — Память, говорят, штука драгоценная, однако же ее, как мешок, всяким тряпьем набивать не следует. Помнить надо все хорошее. Вот Асю-то Федоровну Алексееву, учительку нашу, которая грамоте меня на шестидесятом году выучила, вовек помнить буду. Из старого я много перезабыл, а вот как впервой газетку прочел, никогда не забуду… Отродясь, детки мои, не радовался так, как в тот раз, когда первую книгу прочел. Вот она, деточки, новая жизнь без помещика и дармоеда-кулака. Хорошо жить стало! Жаль только, что состарился, а то, клянусь богом, и на трактор сел бы… Да таких-то делов натворил бы! Куда там кому за мной угнаться! До самой Москвы… до Кремля дошла б весть о моем хлеборобстве. Ну… хватит всем вам на нас серчать-то…
Девушки, конечно, и не думали сердиться. Зачем вспоминать прошлое? Неловкость и скованность первых минут уже прошли. Приятно было повидаться с отцами и матерями, пришедшими посмотреть, как они в шутку говорили: «пахнут ли девичьи посевы булкой».
— Вот закончим всю работу, вырастим добрый урожай, тогда и приходите нас хвалить, — сказала Наташа.
Дед Алексей кивнул головой.
— Добре, деточки!
Распрощавшись с колхозниками, трактористки опять взялись за работу.
Они уже заканчивали на одном участке сев ячменя, а рядом посеянная несколько дней назад яровая пшеница уже всходила. С каждым днем набирала силу, тянулась к свету, стойкая, рослая.
Земля, хорошо обработанная девушками-трактористками, принесла по тем временам добрый урожай. Колхоз сполна рассчитался с государством. По плану и сверх плана было сдано девяносто тысяч пудов зерна.
Теперь девушки готовили черные чистые пары и вели зяблевую пахоту.
…Стояла дождливая осень. Черные тучи нависли над степью. Размякли дороги. Но тракторы бригады Ангелиной двигались к усадьбе МТС своим ходом, в то время как из соседних колхозов многие машины приходилось тащить на буксире.
Удачи окрыляли девушек. Уже в то время они показали образцы работы на пахоте и севе: при плане в четыреста семьдесят семь гектаров каждая девушка своим трактором обработала по семьсот тридцать девять гектаров. План тракторных работ был выполнен с превышением на 29 процентов.
Слава о замечательных делах первой в стране женской тракторной бригады уже неслась по стране. В Старо-Бешево хлынул поток писем и телеграмм. Все интересовались одним: в чем секрет успеха первой женской тракторной бригады? Что помогло девушкам взять в донецкой степи большой урожай?
«Спасибо тебе за труд, доченька», — писали Паше колхозники и колхозницы из разных уголков Советского Союза.
«Главное в наших делах — это упорство в достижении цели, — отвечала своим корреспондентам Паша, — вот и все, больше ничего героического в наших делах нет».
Ее и радовало и удивляло, что совсем чужие, казалось бы, люди так близко принимают к сердцу дела старо-бешевских трактористок.
А девушки действительно были упорные. Еще не утихло радостное волнение, вызванное первым успехом бригады, еще звучали в ушах рукоплескания, которыми старо-бешевские хлеборобы встречали появление трактористок на собраниях, а они уже готовили себя к новым испытаниям.
Первое время, когда они работали на ремонте своих машин, они еще как-то отличались друг от друга. Но теперь, когда комбинезоны обтрепались, а на лицах поверх загара и на головах поверх волос легла едкая маслянистая пыль, такая густая, что волосы никаким гребнем не расчешешь, все эти девушки стали походить на родных сестер, с тем еще дополнительным сходством, которое бывает у людей одной профессии и достигается благодаря одинаковому и беззаветному труду.
Яркая, насыщенная важными событиями жизнь из интимных переживаний собственной души великого гения дала большой материал для интересного и увлекательного повествования. Нового о Пушкине и его ближайшем окружении в этой книге – на добрую дюжину диссертаций. А главное – она актуализирует недооцененное учеными направление поисков, продвигает новую методику изучения жизни и творчества поэта. Читатель узнает тайны истории единственной многолетней, непреходящей, настоящей любви поэта. Особый интерес представляет разгадка графических сюит с «пейзажами», «натюрмортами», «маринами», «иллюстрациями».
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
«…Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот ученый иерарх имел влияние на вел. князя и развил в нем любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии И. Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Ив. и Андрей Михайловичи и Феодор Ив. Скопин…».
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.