Прапорщик Щеголев - [6]

Спустя несколько минут, всех пригласили в кабинет. Среди военных было несколько важных гражданских чиновников из градоначальства. Вошел генерал Федоров.

— Господа! Сегодня ночью прибыл фельдъегерь от государя императора. Его величество прислал нам свой манифест. С сего дня Россия вступает в войну с Турцией. Призываю вас, господа офицеры, с честью исполнить свой долг перед отечеством, если понадобится — не щадя жизни.

Окинув взглядом собравшихся, он откашлялся:

— Не следует забывать, что турки не одни. Не заручись помощью Англии и Франции, они никогда не посмели бы напасть на нас... Недалеко от Константинополя стоит англо-французский флот, который в любой момент может напасть на наши берега и прежде всего на Севастополь и Одессу!.. Наш долг немедленно привести в полную боевую готовность все средства, могущие служить для обороны города. Полковники Рафтопуло и Гангардт сейчас изложат наши соображения.

Первым докладывал Рафтопуло. Он сказал, что десант, высаженный в Одессе, представлял бы грозную опасность не только для города, — он угрожал бы даже Дунайской армии, поскольку мог выйти на ее тыловые сообщения. Но силы для обороны города были совершенно ничтожны.

— В порту находится только 18-ти пушечный корвет «Калипсо», — сообщал полковник. — Пароходы «Днестр» и «Андия» не вооружены, к тому же они окончили кампанию и в море выйти пока не могут. На приморских батареях имеется всего двадцать пушек — шестнадцать на Карантинном молу и четыре на Военном. Все пушки двадцатичетырехфунтового калибра, в то время как на неприятельских кораблях имеются 68-ми и даже 96-ти фунтовые.

Не веря своим ушам, прапорщик узнал, что весь гарнизон огромного города состоит из 4-х резервных и одного запасного батальонов Подольского и Житомирского полков, в которых числилось 62 офицера и 1847 нижних чинов... Еще были: батальон карантинной стражи — 15 офицеров и 537 нижних чинов, две сотни Дунайского казачьего полка и, наконец, Одесская полубригада пограничной стражи. Всего насчитывалось 90 офицеров и 2808 рядовых.

— В довершение беды у нас совсем мало артиллерийских офицеров, — закончил Рафтопуло и молча сел.

Присутствующие растерянно смотрели друг на друга. Конечно, в зале не было никого, кто в той или иной степени не знал бы о слабости гарнизона Одессы, но знал это неофициально. Теперь же об этом заявили открыто, во всеуслышанье.

Генерал первый нарушил тягостное молчание. Стукнув палкой об пол, он тяжело поднялся.

— Силы наши недостаточны — это ясно, и я уже послал рапорт с просьбой о подкреплении. Но это не значит, что мы будем сидеть сложа руки!.. Если понадобится — сами встретим неприятеля. Работы каждому будет достаточно. Все поедят солдатской каши!.. — Он достал платок и вытер им лицо. — О дальнейшем доложит полковник Гангардт.

Помощник генерала Федорова полковник Гангардт в своем докладе указал на необходимость немедленно организовать службу наблюдения, а также приступить к выбору места для артиллерийских батарей. Наблюдению и защите, по его мнению, подлежала береговая линия верст на двадцать пять — тридцать — от Большого Фонтана, где стоял маяк, до Лузановки, на другом берегу Одесского залива.

— Ну, где нам думать об обороне такой линии! — сказал генерал. — Наблюдение мы установим по всей этой линии, это не так сложно, но обороне подлежит только непосредственно Одесса. Получим подкрепление, тогда будет видно... Пока же приказываю приступить к выбору мест для наблюдательных постов и батарей.

— Слушаю-с! — звякнул шпорами полковник.

Тут же была назначена комиссия под председательством Гангардта, которая должна была выехать на место и там решить все вопросы. В комиссию вошли капитан 1-го ранга Швенднер, назначенный начальником службы наблюдения и связи, офицеры парохода «Андия» и все артиллерийские офицеры, в большинстве своем молодые люди, немногим старше Щеголева. Артиллерийскую группу возглавил поручик Волошинов.

Спустя несколько часов члены комиссии верхом на маленьких казацких лошадях отправились в окрестности города на рекогносцировку местности.

В тот день много сделать не удалось: надвинулись тучи, стал накрапывать дождь. Добрались только до Малого Фонтана, что в шести верстах от города. Но в последующие дни побывали всюду, где было намечено.

Щеголев возвращался домой поздно вечером усталый и голодный. Но его всегда ждала теплая ванна, ужин, чистая постель.

Марья Антоновна строго-настрого приказала не беспокоить гостя вопросами: будет что интересное — сам расскажет. Приказ исполнялся свято, и прапорщик мог спать спокойно. Утром его шинель была вычищена, сапоги блестели. Вся дворня разделяла внимание хозяйки — в лице молодого офицера видели защитника отечества, и каждый старался сделать ему что-нибудь приятное. Скромного и застенчивого прапорщика немало стесняло такое внимание, но зато он имел возможность полностью отдаться своей служебной деятельности. А от этой деятельности Щеголев был в восторге.

Слова генерала, призывающие, не щадя жизни, исполнять свой долг, прапорщик понимал почти буквально... Он готов был пожертвовать жизнью в любую минуту, если только в этом возникнет необходимость. Как хотелось ему, чтобы появился неприятель и чтобы он — прапорщик Щеголев — мог совершить такое, о чем заговорила бы вся Россия.