Прапорщик Щеголев - [32]

Тогда офицер – командир батареи, исполняя данное приказание не позволять неприятельским судам подходить ближе пушечного выстрела, почел обязанностью открыть огонь, но не по парламентеру, а по неприятельскому кораблю, подошедшему слишком близко к берегу, хотя этому судну и подан был двумя холостыми выстрелами знак остановиться.

Это простое изложение дела в том самом виде, в котором оно было доведено до сведения его величества государя-императора, должно уничтожить само собой предположение, которого, впрочем, нельзя и допустить – будто бы в русских гаванях не уважают переговорного флага, за неприкосновенность которого ручаются законы, общие всем просвещенным нациям.

Генерал-адъютант барон Остен-Сакен».

Едва письмо дошло до кораблей, как все там изменилось: забегали, засуетились матросы, повалил из труб дым, подняли якоря.

В это время показалась шедшая из Херсона, нагруженная чем-то барка. Один из неприятельских пароходов направился наперерез и захватил ее. Спустя два часа так же была захвачена вторая барка.

В Очаков немедленно отправился верховой со строжайшим приказом командующего не выпускать в море суда.

То ли курьер не поспел, то ли суда из другого места шли, но только в тот день попались еще две барки.

Тысячные толпы были свидетелями позорнейшего действия неприятеля. Возмущению дневным грабежом не было предела.

– «Культурные» европейцы что делают! – гневно говорили люди. – Ведь это настоящий разбой! Барки-то не военные!

В бессильной злобе сжимали кулаки, страшные проклятия посылали на головы разбойников.

На следующий день, 3-го апреля, враг стал прибегать к еще более постыдной уловке: неприятельский пароход, медленно приближавшийся к жертве, поднимал австрийский флаг. Ничего не подозревавшее судно спокойно подходило к пароходу; тогда его немедленно захватывали.

Но вскоре барки, очевидно уже предупрежденные сигналами с береговых наблюдательных постов, стали держаться поближе к берегу. Две барки выбросились на мель, но это не избавило их от гибели: от парохода отвалила шлюпка, и вражеские матросы подожгли барки.

После этого наступило затишье. Вблизи не было ни единого нашего судна.

Только к концу дня в море появилась еще одна барка, и к ней сразу же направился фрегат. Подозревая недоброе, барка бросилась мимо парохода к входу в порт. Но фрегат успел преградить ей дорогу. Тогда барка повернула и понеслась к пересыпскому берегу, намереваясь выброситься на него.

Неприятель произвел пушечный выстрел, но не попал. И тогда с крошечного суденышка, хорошо слышный в предвечерней тишине, прозвучал ответный выстрел.

Стреляли, видимо, из охотничьего ружья. Но чего стоил этот гордый ответ маленького храбреца разбойничьему левиафану![7]

Судно выбросилось на мель, команда через несколько минут была на берегу. Англичане сожгли барку.

Жители города, смотревшие с бульвара, решили произвести сбор в пользу смельчаков, чтобы помочь им купить новую барку. Немедленно собрали сто рублей, которые тут же были вручены градоначальнику для передачи владельцу суденышка.

Через некоторое время с берега заметили, что неприятель занят не только охотой за барками. Вокруг пароходов шныряло немало шлюпок. Оказалось, что они производят промеры.

– Плохо дело! – говорили офицеры. – Раз производят промеры, значит, собираются посетить нас.

Того же мнения были и генералы. Сакен приказал подготовиться к эвакуации учреждений.

Неприятельские пароходы простояли под Одессой еще ночь, а на рассвете 4-го апреля исчезли за горизонтом.

Теперь командующий целыми днями объезжал позиции, совещался с генералами и офицерами.

– Опасаюсь, как бы неприятель не произвел нежданного нападения. Очень уж вздорный предлог нашли они для посещения... Возможна бомбардировка города.

Иностранные консулы, посетившие генерала, выражали уверенность, что страхи его напрасны.

– Как это можно бомбардировать незащищенный торговый город, где жители только торговлей и ремеслами занимаются, где нет ни военных объектов, ни больших фабрик. К тому же здесь проживает множество иностранцев, которым союзники не захотят причинять убытки.

– А барки разве военный объект? – возразил на это Сакен. – Нет, господа, от англичан, я вижу, можно ожидать всего! А скажите мне на милость, – обратился он к австрийскому консулу, – заявила ли Австрия протест по поводу злоупотребления англичанами ее флагом? Молчите?.. Нечего вам возразить на это, вот что! Ну, что бы там ни случилось, а я готов выполнить свой долг!!

После этого даже те немногие из знати, кто еще оставался в своих квартирах вблизи моря, выехали из города на окраины.

В доме Бодаревских все перевернулось вверх дном. Дочь их должна была ехать вместе с институтом благородных девиц. Марья Антоновна решила обязательно ехать с ней. Тщетно Корнила Иванович доказывал, что в этом нет никакой надобности, ибо путешествие недалекое – всего только до Вознесенска, и подлинно известно, что девочки едут под сильной охраной и им там будет хорошо. Марья Антоновна и слушать не хотела. Она намеревалась взять с собой и Ваню. Но мальчик, услышав о намерениях матери, решительно заявил:

– Никуда не поеду!.. Делайте со мной, что хотите! Останусь с папенькой!