Прах земной - [45]

Живой груз на руках, казалось, с каждым шагом становился тяжелее на несколько килограммов, хоть и придавал большей устойчивости в борьбе с ветром… от этого, правда, ноги и руки отваливаться не переставали.

Когда дышать стало совсем невозможно, я прижал голову девушки к своему плечу, а сам уткнулся носом в её волосы и прикрыл глаза. Кожа на лице уже горела от прикосновений тысяч маленьких песчинок, в то время как внутри всё тряслось от жуткого холода. Пустыни Пепелищ и простой ночью никогда нельзя было назвать тёплыми, а уж сейчас, с ветром…

Поняв, что такая ситуация будет наблюдаться ещё достаточно долго, я решил остановиться и присесть. Некстати проснулась старая боль в плече, закружилась голова и заныла поясница.

Старею или просто отвык от больших нагрузок? Вот чего-чего, а признаков старости я за собой никогда не замечал, но и то, что Дом меня разбаловал, сказать тоже нельзя. Тогда, может, вся беда в том, что сейчас я путешествую не один и заботиться вынужден не только о себе? Вот это вероятнее всего.

Вскоре, сам того не ожидая, я заснул. Планы дождаться окончания бури успешно провалились. Лишь ближе к утру, перед самым рассветом, меня разбудил несильный тычок под рёбра – Элена просыпалась и неосознанно пыталась слезть с моих рук.

Скрипнув зубами от досады на собственную невнимательность, я опустил её рядом с собой на землю, размял затёкшие руки, вытряхнул песок из сапог и, дождавшись, когда Романова окончательно отойдёт ото сна, попробовал с ней заговорить. Последнее оказалось занятием бесполезным, потому что девчонка попросту ничего не слышала, неразборчиво что-то бормоча себе под нос и смотря куда-то в пространство, ни на чём подолгу не задерживая взгляд.

В принципе, я мог просто схватить её за руку и заставить идти за собой, если бы не слишком чёткий дух угрозы и гнева, направленный в мою сторону. Именно он-то и вынудил меня снова отправить Элену в забытье и опять взять её на руки. Но сон по любому пошёл мне на пользу, так как сил в теле заметно прибавилось, и даже настроение уже не было таким мрачным по сравнению со вчерашним днём.

А где-то через три километра наконец-то стали видны башни охранного поста. Добрались-таки.

Честно говоря, я ещё не думал толком о том, как нам перейти эту границу, но кое-какие мысли всё же имелись. К примеру, мне показался неплохим вариант просто приблизиться к башне вплотную и подождать пока нас не заметят военные. Стрелять по незнакомцам, вышедшим из Пепелищ, солдаты вряд ли станут, не выяснив предварительно у этих людей, как они попали на заражённые места и как смогли там выжить. Ну, а дальше, даже если их, то есть, нас свяжут и отправят в какую-нибудь временную тюрьму или лабораторию – всегда остаётся возможность для побега. А у меня эта возможность вообще нечеловеческая… абстрактно выражаясь.

До границы оставалось где-то сто-сто пятьдесят метров, когда к нам на встречу вышло с десяток человек в чёрной форме, с защитными масками на лицах и автоматами за спиной. Шли они уверенно, оружия не поднимали, но смотрели настороженно. Моё поведение от их не особо отличалось.

– Николай Сергеевич, это вы, да?! – первым делом с почти незаметным "акающим" акцентом спросил высокий, темноволосый мужчина, шедший впереди всех. Из-за маски голос у него был слегка приглушён. – Как вы сюда дошли? Нам говорили, что база, на которой была ваша экскурсионная группа, находится в пятидесяти километрах отсюда! И искали вас, после исчезновения, в основном, только в тех краях! – приблизившись, он с опаской и хорошо заметным сомнением коснулся запястья лежащей у меня на руках Романовой, проверяя пульс. В одежду я её переодел новую, поэтому выглядела она сейчас более-менее прилично, разве что немного запылённо.

– Что с Алёной Сергеевной? Кто на вас напал? – заговорил второй мужчина, выглядывая из-за спины командира группы и теребя в руках свою фуражку.

Нас приняли за кого-то другого, – быстро сообразил я, уцепившись за слова "экскурсионная группа".

– Нет, /цензура/ никто не нападал, мы просто наткнулись на бурю и… /цензура/ нас чуть не замело! – вспоминая уроки Маэстро по общению с простыми людьми, ответил, демонстративно скривившись. Даже ещё одно непечатное слово пришлось добавить, чтобы придать своим словам большей эмоциональности. В Доме говорили, такой способ иногда очень хорошо выручает в разговорах с посторонними. Хотя самому мне до сих пор не понятен принцип работы этих оскорбительных обращений.

– Давайте Алёну Сергеевну сюда, у нас есть врач, и её сейчас же к нему отнесут.

– Не надо, с Алёной всё хорошо. Она до этого в обморок грохнулась, а теперь просто крепко спит, – отказываюсь, зная, что в такой непонятной обстановке разделяться нельзя. К тому же, прикрываясь Эленой, можно легко скрывать от чужих глаз свои ногти.

– А сами провериться вы не хотите?

– Нет. Я хочу поскорее вернуться в город, – проанализировав общий тон военных, который был на редкость мягким и в чём-то даже услужливым, я решил высказать свою первую просьбу. Это, конечно, большой риск, так как о людях, с которыми нас умудрились перепутать, и о сложившейся ситуации, мне ничего неизвестно. Но и лезть напролом, убивая всех подряд, как в Ластонии, было бы опрометчиво.