Прах и Тьма - [84]

Но герои появвляются очень неожиданно.

Их герой появился в образе новоиспеченного главы ранчо Бартон. Это была Тэмми Бартон, вышедшая замуж и разведенная, с белокурым младенцем, постоянно приклеенным к ее бедру. Это была Тэмми, которая случайно просматривала семейные книги и нашла участок земли, который ее отец купил за озером несколько десятилетий назад. Которая сказала своим типичным равнодушным протяжным голосом: – Если вам, ребята, нужна земля, вы можете ее получить. Постройте что-нибудь на ней, мне все равно. Честно говоря, я просто устала видеть вас здесь.

И впервые с момента знакомства Брэндон и Алехо были свободны.

Они прожили шесть месяцев в своей новой жизни за озером, когда все изменилось. Лето сменилось осенью, колючие ветки можжевельника у озера обнажились, и в долину Овайхи ворвался холодный ветер. Хижина не была идеальной, но отдалиться от Снейкбайта – было все равно что впервые вздохнуть. Это был вкус того, какой может быть жизнь. Это были хорошие моменты, такие как лежание днем у озера, ночи у костра с книгой, пробуждение под пение птиц и шелест листьев каждое утро. И все остальное – стикеры о забытой посуде, одеялах, сваленных с одной стороны кровати, днях, когда компании друг друга было одновременно слишком много и слишком мало.

Во время поездки в город за яйцами и растопкой Брэндон услышал первые шепоты:…оставили в церкви… просто ребенок, и они бросили ее прямо на входных ступенях… кто вообще была ее мать?…Пастор Бриггс говорит, что это была туристка… вероятно, приемная семья. Что еще они могут сделать?

Но, как и все в Снейкбайте, чудо умерло так же быстро, как и появилось. После недели разговоров о таинственной девочке, оставленной на ступеньках Первой баптистской церкви Снейкбайта, сплетники переключили внимание на группу подростков, пойманных на курении марихуаны возле продуктового магазина. И хотя Брэндон был готов двигаться дальше так же быстро, что-то в этой истории засело в голове у Алехо как заноза.

– Мы должны увидеть ее, – сказал Алехо. – Это знак.

– Знак чего? – Брэндон обычно хорошо умел избавляться от скептицизма в своем голосе, но не в этот раз. Он сидел в их недостроенной кухне, зажатый между холодильником и будущим шкафом.

Алехо вошел внутрь с заднего крыльца, но его взгляд задержался на туманных очертаниях Снейкбайта на берегу.

– Мы говорим о том, что однажды хотим завести семью, а потом в церкви случайно подбрасывают маленькую девочку. Ты не думаешь, что это судьба?

– Я думаю, что это печально.

Если бы Алехо не был воспитан католиками, Брэндон мог бы заметить, что Бог, которого он знал, обычно не выступал в роли аиста для геев-изгоев из маленького городка. Но он должен был признать, что в глубине его души живет маленькая и испуганная мечта, которая осмеливалась хотеть этого: семью. Даже год назад это было абсолютно невозможно представить. Год назад он смирился с одинокой жизнью. Но теперь он почти мог представить это, когда закрывал глаза.

– Мы могли бы быть ее семьей, – сказал Алехо. – Разве не такой должна быть наша маленькая компания? Коллекция вещей, которые выбросили другие люди?

– Ты не можешь подобрать ребенка, как ты собираешь металлолом с обочины дороги. – Брэндон потер затылок. – Тебе так много нужно сделать. Документы. Деньги. Я не знаю, сможем ли мы это сделать.

– Я не прошу тебя делать это прямо сейчас, – сказал Алехо. – Я просто прошу ее увидеть.

Так они и сделали.

Первая баптистская церковь Снейкбайта была окрашена в холодный цвет позднего осеннего солнца, но в тот момент, когда они вошли в церковные ясли, холод растаял. Брэндон не был религиозен и никогда не любил приписывать вещи судьбе или божественному промыслу, но когда они подошли к кроватке девочки и он увидел ее впервые – широко распахнутые глаза, черные, как древесный дым, пальцы слишком маленькие, чтобы быть настоящими, одинокий пучок черных волос, торчащий на макушке, – все было решено.

У Алехо перехватило дыхание.

– Конечно, я бы никогда не стал заставлять тебя делать что-то настолько важное. И я знаю, что это большое событие, но…

Брэндон наклонился к кроватке и вложил большой палец в невероятно маленькую ручку девочки. Ее пальцы сомкнулись, и она посмотрела на него глазами, которые покорили его. Это разрушило его изнутри. Он покачал головой, но руку не убрал.

– Мы нужны ей.

А потом их семья из двух человек превратилась в семью из трех человек.

Брэндон был прав. Это было нелегко. Потребовались месяцы оформления документов, собеседований и непрерывной работы над хижиной, чтобы доказать, что у ребенка будет дом, в котором стоит жить. Поиски родителей девочки ни к чему не привели, оставив ее безымянной и одинокой. Она была загадкой – еще один камень на дне озера. Но на этот раз Брэндон был на берегу. На этот раз он мог спасти ситуацию.

К февралю они подписали документы в гостиной достроенной хижины. Они назвали свою дочь Логан.

И все было идеально.

Брэндон Вудли когда-то думал о себе как о человеке, состоящем из двух частей. Он был один, а потом нет. Он был Брэндоном до Алехо и Брэндоном после. Он был Брэндоном, который чувствовал тени под ногами, а затем он был Брэндоном, который чувствовал солнце. Но с Логан все было по-другому. Его жизнь состояла не из двух частей и даже не из трех – это была песня, и она все время к этому стремилась. Большую часть дня он сидел за пианино и смотрел, как солнечный свет играет на половицах. Он наблюдал за Алехо на диване, в кресле-качалке, на крыльце с Логан на руках. Он смотрел, как Логан становится выше, как она улыбается, как она прыгает между низко свисающими ветками можжевельника вдоль берега озера. Брэндон чувствовал солнце на своем лице, прохладные клавиши пианино под пальцами, и ему становилось легко дышать.