Пожиратели тьмы: Токийский кошмар - [39]

Первая пресс-конференция Тима в британском посольстве прошла утром сразу после его приезда в Токио. Зал заполнился публикой, телекамерами и осветительными приборами; все места были заняты, репортеры толпились в проходах. За столом на возвышении рядом с Тимом и Софи Блэкман сидела пресс-секретарь посольства. Мягко, с горечью в голосе, приличествующей для рассказа о несчастье, постигшем совсем юную жертву, она произнесла краткую вступительную речь. Потом поднялся Тим – высокий крепкий мужчина далеко за сорок, с неизменно прямым взглядом голубых глаз и копной светло-рыжих волос. Он говорил уверенно, четко, почти бодро. «Оч. собран, – набросал я в своем блокноте. – Впечатляет: никакого комка в горле, никаких видимых эмоций. Длинные бакенбарды».

Да, сказал Тим, отвечая на первый вопрос, вчера он сразу по прилету встречался с полицией; по его мнению, они делают все возможное. Да, после отъезда в Токио Люси поддерживала с ним связь по телефону и казалась довольной. Расспросы о звонке «Акиры Такаги» и предположения насчет вступления девушки в секту Блэкман уверенно отверг.

– Люси католичка, – отметил он. – Она вообще мало интересовалась религией, и вряд ли в один субботний вечер она вдруг увлеклась какой-то религиозной сектой.

У Люси были долги, признал Тим, но ничего сверхъестественного: превышение кредита, с которым вполне можно справиться, и задолженность по счету в несколько тысяч фунтов.

Они с Софи прилетели в Токио, подчеркнул Тим, чтобы помочь полиции и СМИ:

– На Люси обязательно обратили бы внимание, если встретили ее на японской дороге или в японской машине. Она заметная девушка. Вдруг кто-нибудь видел ее на улице или в автомобиле и сообщит сведения, в которых мы так нуждаемся.

Блэкман отвечал кратко и рационально; как источник информации его не в чем было упрекнуть. Однако – с точки зрения фотографов, репортеров и операторов – он справился далеко не на пятерку. Время от времени на пресс-конференции и в ходе телефонных разговоров Тим слишком долго думал, перед тем как дать ответ. Молчание затягивалось и заставляло публику напрягаться; в такие моменты создавалось впечатление, что мужчина сдерживает сильные эмоции, которые не хочет никому показывать. Однако молчание нельзя процитировать или сфотографировать. А Тим после паузы отвечал ровным, деловым, почти ироничным тоном. Его реплики были четкими, но не выглядели заранее заготовленными. Никакими заметками он не пользовался. Время от времени он оглядывался на Софи, иногда они даже улыбались друг другу. Он чувствовал себя на трибуне как дома и вел себя совершенно свободно. На следующий день не самые добросовестные репортеры сдобрили статьи фразами, как «отчаявшийся отец» и «убитая горем сестра» «боролись со слезами». Ничего подобного. Трудно себе представить более спокойную и собранную пару.

Один британский репортер поднял руку, чтобы спросить о новом бойфренде Люси. Тим заявил, что не знаком с ним, но ему известно, что он иностранец и его допрашивала полиция. Тот же вопрос задали Софи, которой было нечего добавить. Ранее пресс-секретарь посольства советовал сестре жертвы не участвовать в пресс-конференции, опасаясь, что СМИ попытаются спровоцировать ее на истерику. Если такие попытки и были, то они провалились.

– Конечно, Люси упоминала о новом друге, мы же сестры, – добавила Софи, презрительно скривившись. – Она сказала, что встретила здесь парня и они начали встречаться, а большего вам знать и не следует. Что она говорила о нем – не ваше дело.

У трибуны, скорчившись, сидели фотографы, нацелив вверх объективы камер. Они ждали кадра, который следующим утром можно тиснуть на первую полосу газеты: утирающая слезу ладонь, искаженное тревогой и отчаянием лицо, хотя бы сомкнутые руки отца и дочери. Но их ожидания не оправдались. Когда пресс-конференция подошла к концу, я сообразил, что замешательство вызывает не только поведение Тима, но и его внешний вид. В целом он был одет вполне подходящим образом: пиджак, черные брюки, кожаные мокасины с кисточками… а потом я заметил эту деталь.

Когда выключали камеры и световое оборудование, ко мне подошел знакомый японский репортер.

– Ну как тебе мистер Блэкман? – мрачно поинтересовался он. – И почему он был без носков?

– Я яхтсмен, – объяснил мне Тим через несколько лет. – И редко надеваю носки, если можно обойтись без них. К тому же в Токио было очень жарко. – А по поводу отсутствия эмоций на пресс-конференции добавил: – Мы заранее решили, что обойдемся без истерик и слез. Ничего такого.

Тим родился в Кенте в 1953 году и ходил в школу на острове Уайт. Его отец, который тоже любил море, был суровым человеком. Тим, младший из трех детей, в семье считался, по его словам, «занозой в заднице».

– Я был самым младшим и самым мелким, но очень дерзким, а отец в то время отличался жестким нравом, – рассказывал он. – Он частенько злился и ругался, а я только отшучивался. Я вечно шумел и, надо думать, очень всех раздражал. Ни в чем не знал меры. Сегодня меня назвали бы гиперактивным.

В школе Тим играл на четырехструнном банджо в успешной блюграсс-группе. Они выступали на музыкальных фестивалях и даже на стадионе «Уэмбли», а также записали пластинку, которая, по словами Тима, «канула в небытие». Он не горел желанием поступать в университет и несколько лет наслаждался жизнью, продавая обувь и завоевывая репутацию нахального волокиты, каким его поначалу и увидела Джейн.