Пожиратели логоса - [49]

— Получил только сегодня. Прости, что исчез. Поездить пришлось. Может посидим на воздухе? — Севан обмельчал и как-то сник. Даже глаза выцвели. И завитков никаких нет — коротко стриженный бобрик, торчащий перьями как у мокрого ворона. Или это раньше казался куратор доверчивому Филе раскрасавцем — богатырем?

— Посидим. Отчего ж… — не попадая в рукава, Филя всунул свое вдруг озябшее тело в куртку и несколько раз по уши обмотался связанным Валькой в расцвете романа непомерно длиннющим шарфом.

«Вот и хана тебе, ясновидец…» — подумал с прощальной тоской, глянув на лужу, раскинувшуюся вместо книжного развала. Уже третий день Жетон не выходил на свой пост — в загул ушел ли в творчество. Одно к одному. Смиренно топал Филя за широко шагающим человеком, которого Алярмус назвал «своим».

Они углубились в сырую, довольно мрачную аллею начинавшегося за метро парка. Отыскав скамейку, Севан застелили её обнаружившейся в кармане прессой. Сели, помолчали. Севан жадно затянулся. Филя не угостился сигаретой и не подал вида, что удивлен курением Вартанова.

— Я о тебе помнил. В твой аппаратик такую штуку сунул, что звонок должен был пройти сразу ко мне или очень доверенному лицу. Ну, на всякий случай, что бы подстраховал, в случае… — Севан хотел улыбнуться, но только искривил губы. — В случае нападения спрутов.

— Не пользовался я мобильником и не нападал на меня никто. Работал над тезисами. — Филя сурово взглянул на собеседника. — Мне важно знать ваше… твое мнение. Насчет видений. Сейчас же.

— Идет. Время у меня сегодня полно, — Севан бросил взгляд на свои темные часы и воздел глаза к голым веткам, поблескивающим в свете неонового фонаря.

— В общем, ты верно усек тенденцию. Если нельзя уничтожить, надо растлить. Это ещё Аллен Даллас про Россию заметил. Вытащил стержень главный, на котором все держится и отдыхай — обездушенные люди уничтожат себя сами. Выморочный род, уходящий… Ведь приглядываться к окружающему страшно. Газеты читать, телевизор смотреть — страшно. Подавляющая энергетическая парадигма — садизм, презрение к жизни… Я тоже думал обо всем этом и наблюдения записывал. Дам тебе на экспертизу.

— Про Алярмуса? С большим любопытством ознакомлюсь, — пошел вабанк Филя, дерзко глянув на горбоносый профиль Филя и в паническом ужасе думая: «Так было это все или не было?» Не дрогнул Севан — сник.

— Не торопись с выводами и не темни. Ты был там, я знаю… Видишь ли, Теофил, по изначальной профессии я разведчик. И в общем-то, человек недоверчивый. Знаю, что если кто и срывает маску, то совсем не обязательно для того, что бы показать истинное лицо. Зачастую — что бы открыть другую маску.

Филя с сомнение посмотрел в печальные глаза человека, ведущего плохую игру и вымолвил глухо, одервеневшими губами:

— Покажи руку, Севан.

Севан поднялся, несколько мгновений раскачивался на носках, глядя на Трошина, словно прицениваясь — а стоит ли? Потом молча протянул левую пятерню с растопыренными пальцами. В углублении между средним и безымянным Филя увидел лиловое пятнышко не больше рисинки.

— Что это? Пароль, символ принадлежности к их роду?

— Знак возможного, а скорее — неизбежного перерождения. Порой пятно может даже исчезнуть на время, а иногда прогрессирует очень быстро. Кто-то рождается с отметиной, кто-то получает её в процессе неправедной жизни. Я видел списки, где мутанты, отмеченные историей, распределены по рангам. Всякие, знаешь ли, попадаются имена… Прежде чем рубить голову Потрошителю или Робеспьеру, следовало бы поинтересоваться их руками. А ведь именно эта опасность сплотила масонов! Самая тайная заповедь Каменщиков — оборона от Глубокого подземелья. Ритуалы же посвящения имеют целью избежать внедрения в общество зараженных вирусом Алярмуса. Следы сопротивления Алярмусу можно найти и в других союзах, тайных обществах, утративших свое истинное значение.

— Люди разучились различать врагов?

— Они потеряли бдительность. А потом… Видишь ли, парень, настоящих людей осталось не так уж много. Пожиратели Логоса внесли свой вклад. Вседозволенность — великое завоевание свободы. Она позволяет не быть человеком. Вои и плодились под её крылом человекообразные монстры. Те, кто сеет смерть и воспевает её. Ой, да полно их! Маньяки, наемные убийцы, фанаты-террористы всех видов, сатанисты, наемные труженики искусства… Все, кто разрушает заповеди Творца, уничтожают Смысл — ответственность личности перед собой и миром, — принадлежат армии Аляруса. Ты же сам написал, что свобода от Смысла, есть победа деструкции, хаоса… Только… — Севан запнулся и неожиданно расхохотался. — Извини за пафос. Мое выступление попахивает речью чиновного праведника перед телеэкраном.

— К черту экран! Значит, я прав? — с горячностью прервал куратора Филя. — Но ведь не все так плохо! А если читать не криминальные сводки, а про спасателей, руководителей кружков «умелые руки», врачей, ученых? Да пусть хоть про обычного булочника иди библиотекаря вспомнить! Если слушать симфонический концерт или хор пожарников, исполняющих «Вечерний звон» или серенаду Шуберта в школе слепых? Если задуматься хоть на минуту о величии человека, сующего тебе в рот бормашину, собирающего яблоки для повидла или просто присмотреться к лицам прохожих? Человеческие же лица! Они что — тоже слуги Алярмуса?