Пожиратели душ - [54]

Алис решила, что это сон. Наверное, жар полностью завладел ее телом, а на самом деле она снова где-то в лесу, забилась в снег, замерзает во сне и скоро умрет. Она поднялась во весь рост, посмотрела на хижину внизу, потом на небо. Оно утратило свою чернильную темноту, звезды начали исчезать. Близился рассвет. Снег вокруг хижины сверкал белизной, на крыше тоже лежала толстая снежная шапка. Алис толкнула дверь и увидела, что хижина примыкает ко входу в небольшую пещеру. У одной из стен был сооружен каменный очаг, а в нем высилась аккуратная кучка дров и растопка. На выступе лежало огниво.

Девушка упала на колени перед очагом, стащила с рук грязные перчатки и негнущимися пальцами взяла огниво. Поначалу ей не удавалось заставить пальцы работать – они распухли и не шевелились. Но потом из огнива вылетела искра, пламя занялось и начало разгораться. Дрова весело затрещали, и Алис, усевшись на корточки, принялась ждать, когда наконец согреется.

Огонь пылал оранжевым цветом, и Алис огляделась по сторонам. Пол был выстлан толстым слоем соломы, а сверху лежали овечьи шкуры. Хижина слегка накренилась; казалось, она вот-вот упадет. Похоже, здесь много лет никто не жил. Алис нагнулась и понюхала солому. Несвежая, заплесневелая. Шкуры сырые и жесткие от старости. Еще одна куча соломы лежала около двери. Алис пропустила ее сквозь пальцы. Когда-то здесь обитало животное, но очень давно.

Девушку колотила дрожь, и она снова подползла к огню. Надо поесть. Но при мысли о еде Алис затошнило. Тепло от очага согревало только кожу, а внутри она вся застыла. Было очень холодно; казалось, она уже никогда не отогреется. Алис стащила ботинки и поставила их поближе к огню, но не слишком близко, чтобы не подгорели. Потом заставила себя снять промокшую одежду и, оставшись в одной сорочке, забралась под овечьи шкуры. Голова раскалывалась, и Алис прижалась затылком к соломенной подстилке. Потом повернулась на бок, подтянула колени к груди и обхватила горящие щеки холодными пальцами. Взгляд ее был устремлен на огонь.

С правой стороны очага она увидела плоский камень, высотой до колена, достаточно широкий, чтобы на него можно было поставить чайник. На нем что-то лежало. Языки пламени лизали камень, и Алис, несмотря на лихорадку, захотелось узнать, что там. Глаза закрылись раз, другой, но она решила, что сначала нужно рассмотреть вещь из очага, даже если придется выползти из-под теплых шкур.

Хижина была так мала, что оказалось достаточно податься вперед и протянуть руку. На камне лежал не один предмет, а целых два. Алис нащупала их пальцами и схватила.

Первым предметом оказался маленький острый нож с деревянной рукояткой, вырезанной вручную.

Вторым – тяжелый железный браслет с выгравированным номером 9.

Послышалось хлопанье широких крыльев и глухой стук, как будто на крышу села тяжелая птица. Алис бросила нож и браслет на пол, потом поглубже забралась под шкуры, натянула их до самых глаз, сжала в кулаки ледяные пальцы и сунула их под голову. Ее колотило; стоило моргнуть, и глаза не желали открываться снова, но девушка пересилила себя, потому что в хижине кто-то был.

Прямо напротив нее, так близко, что можно было потрогать, – если образ вообще можно потрогать, – сидела женщина, явно мать. А рядом – коза и две девочки. Коза вздохнула и пристроила морду на кучку сена. Женщина смотрела в огонь. Девочки положили головки матери на колени и смотрели только друг на друга. Она взялись за руки и крепко держались.

Девочки были зеркальными отражениями друг друга, и все же Алис узнала обеих. Вот Бенедикта. А вот Анжелика. Они соединили руки и сердца. Еще до того, как жизнь разрушилась. Когда еще возможен был выбор. Алис закрыла глаза и заснула.

* * *

Отец велел Матери и Алис залезть в фургон. Потом прищелкнул языком, дернул поводья, и старая ломовая лошадь потянула за собой повозку.

Уже смеркалось. Алис знала, хотя никто ей не говорил, что они опаздывают, очень опаздывают, что вот-вот закроют ворота Ограды и им грозит остаться снаружи. Она сидела в глубине фургона и смотрела на убегающую назад дорогу. А потом повернула голову и увидела: впереди на козлах только Отец, Матери нет.

– А где Мать? – спросила Алис.

Отец оглянулся. Взгляд его был неподвижен.

– Наверняка где-то позади.

Алис обернулась и начала всматриваться в темноту, еще более густую и непроницаемую, чем впереди, потом снова повернулась к широкой спине Отца в черном плаще:

– Останови фургон, нужно вернуться за ней.

Алис показалось, что воздух стал вязким, – так долго ее голос доходил до Отца.

Фургон остановился, Алис спрыгнула вниз и на бегу принялась звать Мать. Она мчалась, не чуя под собой ног, – сначала через поле, потом слева показался лес, такой глухой и темный, что она видела только деревья на опушке. Но где-то в глубине чащи мелькало белое пятно, и Алис разглядела Мать в ночной рубашке. Она побежала к ней, но путь постоянно преграждали деревья, а Мать почему-то не слышала ее и, вместо того чтобы приближаться, уходила все дальше и дальше.

А потом среди обычного леса появились другие деревья – женщины с потоками длинных волос, стекающих вниз по плечам. В их кудрях запутались листья. Женщины стремительно плыли сквозь чащу, намного быстрее, чем бежала Алис, и никогда не спотыкались о корни. А потом все эти женщины повернулись к Алис, и она увидела у каждой из них собственное лицо. Только ее лицо, снова и снова. Мать тоже увидела женщин и повернулась к Алис. В темных глазах застыл вопрос. Алис хотела позвать Мать, но из горла не вылетало ни звука. Тогда те, другие, которые были Алис, окружили Мать, и она пропала из виду, потому что ее поглотило море Алис с листьями в волосах.