Пожиратели душ - [50]

Отец стряхнул с плеча дрова и принялся сооружать костер. На пол перед собой он поставил тяжелую флягу, потом стащил перчатки и, опустившись на колени, обхватил руками флягу, как будто хотел согреть ладони. Сэйер и Вон снова сели в кресла и подтянули повыше накидки.

– Это что, чай? – спросил Вон.

– Ага, – ответил Отец и принялся аккуратно раскладывать растопку.

– Горячий?

– Ага, – повторил Отец. – Пейте, не стесняйтесь.

Он пристроил дрова в очаг и щелкнул огнивом. Вылетела искра, и огонь занялся. Отец нагнулся вперед и дунул.

Головы Вона и Сэйера склонились в том же направлении, и Алис услышала звук льющейся жидкости. Один из стражей пробормотал: «Уфф, хорошо-то как!» Послышалось удовлетворенное кряхтенье, и охранники откинулись на спинки кресел. Время шло, они прихлебывали чай, а огонь разгорался, высокий, ярко-желтый и такой горячий, что до Алис время от времени долетали порывы теплого воздуха, достаточные, чтобы ее снова затрясло, и она вспомнила, как ей холодно. Отец неподвижно сидел на корточках перед очагом, глядя на пламя.

– Как поживает сестра Аргайл?

Это был голос Сэйера, хриплый и сонный.

Ответом ему была тишина.

Сэйер, казалось, сразу же потерял интерес к предмету своего вопроса, потому что больше ничего не сказал. Алис услышала, как звякнула об пол железная кружка. Потом другая. Отец поднялся и подобрал кружки. Поднял флягу и перчатки, после чего повернулся к Алис.

– Ну что ж, дитя, – сказал он.

И тогда Алис поняла, что он пришел спасти ее. Не то стон, не то вой вырвался у нее из горла, так что она даже сама не поняла, что это. А потом до нее дошло: она рыдает. Наверное, наступило время. Восемь долгих лет прошло с тех пор, как она плакала последний раз.

Отец воткнул кончик ножа в тяжелый замок ее клетки и с силой провернул лезвие, а потом резким рывком отпер дверцу. То же самое он проделал с замком на узде и стянул железную конструкцию с головы Алис. Тем же ножом он подцепил веревки, связывавшие ей запястья за спиной. Когда руки оказались свободны, Алис вытерла рукавом нос и рот, откашлялась и сплюнула.

– Мать, – произнесла она. Это был не голос, а скорее сухой шорох, вылетевший из обожженного горла.

– Хелед умерла, – ответил Отец. – А теперь пойдем. Надо торопиться. Я мало понимаю в снотворном питье, так что нужно успеть вытащить тебя отсюда, прежде чем они проснутся.

Мать. Алис даже не успела с ней попрощаться. Поблагодарить за все, чему она научила Алис… рассказать, как она полюбила эту женщину. Признаться, что она все поняла про скрытые от всех страдания Матери и от этого еще больше любила ее. Сказать, что Мать – самый храбрый, самый лучший человек во всем Дефаиде.

Перед глазами Алис стояло лицо Матери, одновременно такое спокойное и такое подвижное. За годы девушка научилась читать настроение Матери в едва заметных движениях бровей или наклоне головы. Она гадала, каким стало бы лицо Матери, если бы она была жива и узнала о деяниях Алис. В девушке поднялся стыд, он сжигал ее, а потом вдруг полностью выгорел, и на то место, где должны быть сердце и внутренности, упал тяжелый камень, холодный и мертвый. Надо держаться. Она должна идти, хотя бы ради Отца.

Отец забросил мешок за спину, и девушка последовала за ним через двери молитвенного дома. Их окутала мертвая тишина ночного Дефаида. Лунный свет падал на заснеженные крыши домов. Фонари каждой из трех сторожевых башен освещали северную, южную и восточную стороны. Они двинулись на запад к воротам Ограды. Алис обхватила себя руками. Холод проникал под грубую полотняную сорочку и шерстяную ткань платья. Сердце сжалось и застыло. Ей не удавалось вызвать в воображении жар разведенного Отцом огня или снова почувствовать радость от освобождения.

Как только они добрались до дома, Отец остановился. Он заговорил, глядя вперед мимо Алис, в пустоту.

– Иди к воротам. Там тебя встретит Инид. У нее для тебя приготовлены одежда и еда. Потом уходи. Как можно дальше, куда угодно, только прочь отсюда.

Алис долго смотрела на него.

– Пойдем со мной, – попросила она.

Отец наклонился и прижал сухие дрожащие губы к ее лбу. Алис глубоко вздохнула и почувствовала запах сырой шерсти и древесных стружек. Потом Отец отстранился и сказал:

– А теперь иди, дитя. Тихо и быстро. Хелед просила похоронить ее под деревом на старом месте. На рассвете я отнесу ее туда.

– Они не позволят тебе, – возразила Алис.

Отец толкнул дверь в темную кухню. Очаг был холоден и пуст.

– Они меня не остановят.

Он вошел в дом и закрыл за собой дверь.

Глава 23

Когда Алис подошла к Ограде, у ворот она увидела Инид с мешком и темным свертком.

Ветер трепал и кружил юбку, и, нагнув голову, Алис зашагала быстрее. Холод обжигал глаза. Лицо Инид было совершенно белым, бесцветные губы превратились в синеватые полоски и были накрепко сжаты. За спиной Инид Алис увидела Мадога и нескольких мальчиков и девочек Гвениса старшего возраста. Они поднимали тяжелое бревно, запиравшее на ночь ворота. Алис бросила взгляд на сторожевую будку и поняла, что стражник, дежуривший в эту ночь, очевидно, тоже выпил свою порцию снотворного. Судя по всему, об остальных деревенских охранниках позаботились таким же образом.