Пожиратели душ - [33]

Обычно Мать сама развешивала белье, когда солнце еще стояло в зените, но сегодня она плохо себя чувствовала и попросила Алис постирать рубашки и повесить их сушиться. Алис с непривычки копалась со стиркой вдвое дольше, чем Мать, и справилась далеко не так хорошо. Алис прикинула, что белье скорее заледенеет, чем высохнет, когда она перед ужином будет снимать его, и рубашки придется досушивать у очага, где с них снова потечет вода, и на полу образуется большая грязная лужа.

Устанавливая распорядок жизни в Дефаиде, старейшины объявили, что развешанное по всей деревне белье выглядит неопрятно и недостойно. Одежда соприкасается с кожей, а кожа – это нечто интимное. Поэтому женщинам предписывалось заниматься стиркой у себя на кухне или во дворе и развешивать белье на общих веревках в специально отведенном месте на южном краю деревни. Допускались туда только женщины, дабы ни один мужчина не мог лицезреть, как полощутся на веревке обмякшие нижние юбки. От женщин ожидали большей сдержанности в отношении болтающегося на ветру мужского исподнего.

Веревки были натянуты между столбов, и каждая семья располагала своим участком, длиннее или короче, в зависимости от числа домашних. Веревка Матери была короткой, а рядом белье развешивала узколицая мистрис Дэниелс, а за ней – мистрис Харди. Когда появилась Алис со своим узлом, обе кумушки были уже на месте. Вокруг них с несчастным видом и громким хныканьем отирались сопливые отпрыски – им хотелось домой. Та же картина, помноженная на общее число женщин, наблюдалась у других веревок. Селянки с серыми лицами горбились над корзинами с бельем, облепленные мокроносыми детишками.

Ни мистрис Дэниелс, ни мистрис Харди не поздоровались с Алис и не заговорили с ней, да она и не ждала от них приветствий. Женщины были слишком поглощены сплетнями о прибывших утром торговцах, чтобы обращать на Алис внимание.

Необходимость идти развешивать белье лишила девушку возможности прогуляться мимо торговых фургонов, так что она их еще не видела. Ее интересовало, прибыли ли Паул и Бети. Если прибыли, то надо бы пойти к ним.

– Как ты думаешь, это их сын? – говорила мистрис Харди, развешивая на прищепках плотные штаны своего супруга.

Сын? Нет, тогда речь не о Пауле и Бети. А ведь Алис так надеялась увидеть их.

– Да им все равно, я так понимаю, – отозвалась мистрис Дэниелс. Она бросила свое занятие и, понизив голос, добавила: – Ты же знаешь, эти торговцы женятся на собственных сестрах, а торговки берут в мужья братьев.

Мистрис Харди скомкала мокрый фартук и вытаращила глаза на собеседницу:

– Да не может быть!

– Говорю тебе, – продолжала мистрис Дэниелс. – Сыновья, племянники, дочери, кузены – все годятся. Развратные твари. А еще я слышала, что у них мужчины ложатся с мужчинами, а женщины – с женщинами.

– Зачем это?

Мистрис Дэниелс скосила злобные глазки на мистрис Харди. Та смутилась.

– Но вот в чем загвоздка, – заговорила мистрис Харди. – Почему же Добрый Пастырь не покидает этих варваров?

Она накрыла ладонью левое ухо болтающейся рядом дочки, а правое прижала к своей юбке с такой силой, что малышка начала выворачиваться.

– Как же они ездят везде, где пожелают, а их не трогают? Я имею в виду, не трогают пожиратели душ.

– Торговцы – пасынки Зверя, вот как. – Мистрис Дэниелс уверенно кивнула, и Алис поймала себя на том, что она вешает белье медленнее, чем могла бы.

Что за ерунду они болтают, эти женщины? Да и все деревенские. Как будто они хоть что-нибудь знают о пожирателях душ. Или о торговцах. Или вообще о чем бы то ни было. Правильно Мать называет этих кумушек мистрис Слепая и мистрис Тупая.

– Да что ты говоришь! – вскрикнула мистрис Харди.

Она так выпучила глаза в ожидании новых сплетен, что Алис опасалась, как бы глазные яблоки у нее вовсе не выкатились из черепа.

– Говорю тебе, – продолжала мистрис Дэниелс, – мистрис Майлс рассказывала, что они приносят первенцев в жертву Зверю. Отрубают младенцам голову, чокаются и пьют их кровь за здоровье Зверя.

Слова эти она произносила свистящим шепотом и не обратила внимания, что ее сынишка перестал хныкать и уставился на мать, разинув рот. Из носа у него текли густые желтые сопли.

– Ага, а потом танцуют голые при луне.

– Храни нас Добрый Пастырь, – отозвалась мистрис Харди. – А что же они делают с головами?

Мистрис Дэниелс наморщила лоб:

– С какими головами?

– С головами младенцев, Агнес. Которые отрубают.

И тут раздался громкий вопль. Мальчик и девочка одновременно так пронзительно заорали, что Алис чуть не уронила корзину.

– Ты что кричишь, дитя? – Мистрис Дэниелс оттолкнула мальчика от своей юбки и тряпкой небрежно вытерла ему лицо. – Почему ты не можешь вести себя, как твоя старшая сестра, тихонькая, как мышка? – Внезапно она уставилась на Алис, и губы у нее сжались. – Ты куда смотришь, девочка?

Алис перевела взгляд на веревку и повесила последнюю рубашку.

– Никуда, мистрис.

Когда Алис ушла, мистрис Дэниелс повысила голос, чтобы перекричать рыдающего отпрыска:

– Эта точно такая же, как торговцы. Держи своих детей подальше от нее, Делла. Помяни мое слово.

Глава 14

Солнце садилось за горизонт, и под его косыми лучами все предметы отбрасывали на землю длинные холодные тени. Алис шла через деревню, но, вместо того чтобы срезать путь и пойти прямо домой, она пристроила на бедро пустую корзину и двинулась окольным путем вдоль Ограды, чтобы посмотреть, кто из торговцев прибыл в Дефаид.