Пожалуй, это несправедливо - [4]

– Какого черта! – неожиданно вспылил Крейгар. Он пристально посмотрел на свои руки, в которых плясала кофейная чашка; внезапно она выскользнула из его пальцев и упала на землю. Крейгар повернулся и, спотыкаясь, побрел к своей конуре. Звякнуло стекло, и в наступившей тишине послышались шумные глотки. – Какого черта! – рявкнул он еще громче. – Это просто рабочие лошади!

Фрэнк поднялся и взял со стола скомканный пакет. На пороге, сжимая в кулаке горлышко бутылки, появился Крейгар.

– Нужно сегодня же переправиться через реку, – мрачно произнес он. – Выступаем в полдень. И лучше тебе…

– Я должен привести в порядок отчеты, – перебил его Фрэнк. – В том числе и ваш. Вы сами переведете их через брод. – Он многозначительно посмотрел на бутылку. – Я присоединюсь к вам позже; будут трудности – зовите.

Налитые кровью глаза Крейгара проследили за взглядом Фрэнка и уперлись в бутылку. Он резко вскинул голову, снова переведя взгляд на компаньона; подбородок, квадратный и заросший щетиной, зловеще выдвинулся вперед.

– Слушай, ты… – начал Крейгар, но решимость куда-то исчезла, и он отвел глаза. Челюсть вернулась на свое место. – Ладно, – согласился он, – ладно… – и поплелся к домику, то и дело жадно прикладываясь к бутылке.

Фрэнк дошел до края поляны, забросил пакет подальше в кусты и тщательно отряхнул руки. Потом вернулся к себе и уселся за еженедельные отчеты.

Часа через три, когда он все еще сидел за маленьким рабочим столом, Крейгар привел на поляну аборигенов. Они шагали гуськом, и некоторые уже вовсю лили слезы от мысли, что сейчас у них отберут горстки красных кристаллов, которые каждый бережно нес в ладонях. Крейгар построил их вдоль упакованного и сложенного в штабеля лагерного оборудования и с молчаливой, но беззлобной решимостью принялся избавлять их от бесценной ноши. Кристаллики он ссыпал в мешочки, которые потом опечатывал.

Как всегда во время этой процедуры аборигены рыдали и протестовали. Неторопливо работая над интендантским отчетом, Фрэнк прислушался к происходящему – тонкие, похожие на детские, голоса перекрывались хриплыми проклятиями Крейгара. Проклятия сопровождались совершенно неуместными подбадривающими и сочувственными интонациями, и Фрэнк подумал, что это начисто лишает смысла все, что он им говорит.

– Ну-ну, ты же не хочешь голодать, правда? Я прослежу, чтобы ты вернул всю еду, которую тебе выдали, ты меня знаешь! Пусти, Шеп. Пусти, кому говорят! Какого черта вы всегда так себя ведете…

Наконец, Крейгар заполучил содержимое голубых ладоней аборигенов и навьючил на их плечи пожитки. Когда все было готово, он решил на минутку заглянуть в свой домик. Бросив взгляд в открытую дверь, Фрэнк заметил, что лицо старшего напарника бледное и мокрое от пота. Глаза его были сощурены, словно от боли, и он брел, скособочившись, прижимая руку к левой половине груди. Крейгар долго возился в своей каморке, а когда вышел, за спиной у него висело ружье, а в руке была зажата бутылка. Вызывающе глянув на Фрэнка (тот сделал вид, что ничего не заметил), Крейгар поравнялся с цепочкой аборигенов и, хрипло покрикивая, погнал их к броду, находившемуся в полукилометре от лагеря.

Фрэнк дописал отчет и отодвинул бумаги в сторону. Над лагерем висела непривычная тишина. Нужно идти за Крейгаром – но спешить ни к чему. Он поймал себя на том, что испытывает необъяснимое чувство удовлетворения. Немного погодя он потянулся к дневнику, открыл его и стал записывать.

«Миры полны мужчин и женщин, которые с готовностью идут на компромиссы. Они слишком слабы, чтобы не отклоняться от цели, которую перед собой поставили; они сбиваются с пути ради „почестей“, „дружбы“, „пьянства“ и других никчемных вещей. Исправить их невозможно; нужно просто проявлять твердость и терпение, рано или поздно они сами себя погубят. Вот тот краеугольный камень, с которого я начал возводить дворец своего будущего успеха».

Он закрыл дневник и, положив его поверх кипы отчетов, связал их вместе с туалетными принадлежностями в небольшой узел. Складные домики и другое лагерное имущество можно бросить.

Переправившись через реку, они с Крейгаром к вечеру доберутся до сборного пункта – идти оставалось всего полдня. Фрэнк встал, взвалил ношу на плечо и отправился в путь.

Короткая прогулка по лесу оказалась даже приятной. Он уже почти вышел к реке, когда легкий послеполуденный ветерок донес до него крики. Фрэнк нахмурился. Преодолев неглубокую ложбину, он поднялся на пригорок. Деревья расступились, и он увидел реку.

Аборигены все еще стояли на этом берегу. Переправа так и не началась, и Фрэнк понял, что случилось неладное.

Они топтались на месте, Крейгар был вне себя, а перед ним, согнувшись в три погибели, чуть ли не завязываясь в голубой узел, извивался Папаша. Крейгар уже успел основательно приложиться к захваченной из домика бутылке, бессвязная речь и хрипота выдавали его с головой. Он с трудом держался на ногах и угрожающе размахивал ружьем над перепуганным Папашей.

Фрэнк похолодел. Это было то, чего он так опасался – глупость Крейгара грозила бедой им обоим.

– Стойте! – завопил он срывающимся от волнения голосом. – Стойте!