Поздняя латинская поэзия - [168]

Благ Фортуны коварно, она тебе почести щедро

Шлет, богатство дарит, за войну присуждает триумфы.

Ты же вместо всего у несчастных родителей хочешь

Сына сразить и отнять, кому ни единого блага

305 Не отпустила Фортуна, судьбу неправедно меря?

Если ничто не смягчает тебя и дух твой кровавый

Вовсе лишен человеческой жалости, — львам подражай ты!

Дикость в них благородна: на тех, кто грозится оружьем,

Смело бросаться и издали рыкать кровавою пастью

310 Гнев величавый привык, а покорных щадить они рады,

И презирает добычу лежачую рыжая ярость.

Молния дуб поразит, но травы под ним не коснется;

Бык никогда Громовержцу с поникшею шеей, усталый,

Жертвой не станет: лишь те, у кого поднимаются круче

315 Мышцы большого загривка, которых лбом величавым

Пастбища вооружили для боя, падут под секирой.

Слабая жертва и здесь осквернит победителя, если

Будет заклан бедняк. Но да будут чтимы тобою

Эти венки, этот плющ, дуб, лавр и пальмы триумфа,

320 Святы да будут щиты, эти шлемы, панцири, пики,

Этот трофей. Так прими с алтарей наш ладан, могучий,

Словно Тиринфянин, словно Кадмид, словно с Кастором Поллукс:[1073]

Пятым к ним примкни (полубоги по смерти могучи!)

По добродетели, разуму, верности, благости, мощи,

325 Ты, кому суждено восседать и ступать, где вертится

Млечная ось, где круглится кольцо эфирного мира,

Там, где лунный шар на теплеющей катится оси,

Там, где Феб превыше светил устремляет квадригу, —

Так ты в небо взойдешь, так звездную участь заслужишь».

ЭПИТАЛАМИЙ ИОАННУ И ВИТУЛЕ [1074]

Перевод М. Гаспарова

  Ныне хочу я, певец, опьянеть идалийскою песней,

Брачный восславив чертог благородного Фабиев рода.

Если бы этот удел дала мне благая Фортуна —

Я бы достойным себя показал и ушел бы с победой.

5 Вновь бы я к жизни воскрес, возродившись не телом, но духом.

И воспевал Иоанна и Витулы свадебный факел,

Лавром кудри увив и миртом чело украшая.

Я бы поведал о том, как властительны брачные клятвы,

Как на любовный их зов нисходит благая Венера,

10 Вслед за собою ведя хороводы Амурова войска.

Юный Амур! он нежен, жесток, самовластен и ласков,

Он молчалив и речист, он миролюбив и воинствен,

Гол и вооружен, зол и мягок, неистов и кроток,

Сеет любовь на лету, оттого он и дорог Венере.

15 Всем он знаком: не его ли стрелой Ахилла родитель,

Славный потомок Эака, вспылал любовию к Нимфе?[1075]

И не его ли огнем горел Аполлон-словодержец,

К Дафне любезной стремясь, а Вакх, индийский владыка,

Ясное видя лицо диктейской возлюбленной девы?[1076]

20 И не от этих ли стрел вскипело неистовство страсти

В Марсе, когда, возжелав белорукую деву-весталку,

Римлянам он подарил на вечные веки Квирина,

Ради него собравши богов в надзвездном сенате?

  Ах, тому, кто томится в тюрьме, не к лицу песнопенья!

25 Но и молчать в столь праздничный день не пристало поэту.

Пусть же правдивую песню мою здесь отроки грянут,

В лад руками плеща, пусть нежные девы ударят

Бубнам в грубое дно, и пусть дуновенье дыханья,

Движимо легким перстом, прозвучит по скважинам флейты;

30 Пусть мусический плектр коснется струны сладкозвонной,

Вслед людским голосам звуча говорливою лирой.

Пусть библиады сатирам, а нимфы дадут гименеям

Руки, пусть в хоровод дриады пойдут и напеи,

Пусть ореады и фавны, вакханты и девы-наяды

35 Соединятся по воле Амура, под властью Дионы!

Пан козлоногий на дудке двойной подыграет припрыжке,

Пьяный Силен с осла своего кивнет благосклонно.

Пусть поцелуй с поцелуем сливается в розовых губках,

Жилы поют, и язык небывалые шепоты учит,

40 А шаловливый зубок прикусом живит наслажденье.

Нежная грация пусть сплетает весенние стоны,

Пусть целомудрие чистое, строгого мужа отрада,

Пестрые рвет цветы по лугам и венки завивает,

Лилии в них сочетав с гиацинтом, фиалкой и розой,

45 Пусть ее щеки горят розоватым жемчужным румянцем,

Пусть в ее сардском меду кипят ситифийские травы —

Так идалийский юнец сливает усладу с отравой,

Роза шипами грозит, в сиропе таится лекарство,

И защищает пчелиное жало пчелиные соты.

50 Так же и девичий стыд — не схлынет он раньше, чем дева

Ногти супругу в лицо не вонзит, сохраняя невинность,

И не почует сама, что кровавою ранена раной —

В первый раз причастившись священному пламени жизни.

Так вчерашние дети становятся взрослыми ныне,

55 Так человеческий род соблюдает закон вековечный.

Пусть же на них, новобрачных, прольются несчетные блага —

Столько благ, сколько пальм осеняет их свадьбу ветвями!

Пусть седовласая Честь, и Верность, и чистая Радость

Легкие руки сплетут в ожидании скорых потомков.

60 Вот и Юнона спешит, благие блюдущая браки,

С нею нисходит на зов прядильщица шерсти, Минерва,

Вместе справят они торжество святое Дионы.

Юноши, пойте о них! Подпевайте, юные жены!

Вторьте, отроки, в лад, и нежные отроковицы!

65 Пойте о них, ветераны любви, почтенные старцы —

Кто не поет о любви, тот еще не расчелся с любовью,

Ибо и белых седин не щадят Купидоновы стрелы.

  Я же, увы, в темнице моей не в силах настроить

Лиру и песнь завести (ведь песни меня и сгубили!) —

70 И вдалеке я томлюсь от песен любезной Киприды,

Полон сомнений, тревог, смятенья, отваги и страха.

Так усталый от битв, на покой удалившийся воин,

Весь рубцами покрытый, лелеющий томные раны,