Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1 - [319]
Для каждого из нас она претворилась во вторую плоть и кровь, в биение нашего сердца, в воздух, которым мы дышим… Переделка, казалось, неизменного – климата, создание «континента изобилия». Колоссы-гидроэлектростанции на великих реках, «живая вода» Волги на извечной родине суховеев, Амударья, повернутая в каракумские пески, сады, паруса, стройные мачты сквозь свежую зелень – на просторах Северного Крыма и там, где увядали к осени в серой полыни, степи Керченского полуострова… Расцвет земли, никогда невиданный, небывалый[1066].
Таковы картины послевоенного «великого сталинского преобразования природы», обоснованием которого служила «наука» Лысенко – Лепешинской. Она производила реальность, видимую только художниками, какими были сами эти ученые-фантасты. Не случайно биограф Лепешинской посвятил последние страницы ее биографии теме… западной научной фантастики:
что бессилен был осуществить строй капитализма, он передоверял своим писателям-фантастам; они писали о мечте, так и называя ее фантазией. Фантазия ничем не стеснена – читатели предварены, что от нее нет моста к действительности. «Через сто, через тысячу лет». И вот ни в одном фантастическом романе прошлого (или современного нам капиталистического мира) – у всех Жюль Вернов, Уэллсов – мы не прочтем о делах, хоть сколько-нибудь сходных по масштабу с тем, что осуществляется в нашей стране. Даже мечта их, лучшее в их мечте (мы говорим о лучшем, не о людоедских гнусностях, цветущих в литературе сегодняшнего капитализма наиболее пышным цветом) – насколько скудней, мельче, ниже это нашей действительности![1067]
В сущности, наука Лысенко – Лепешинской также сжигала мосты к действительности, оставляя читателя по ту сторону реальности, один на один с советским идеологическим фантазмом. Стихотворение «Ламарк», с которого мы начали эту главу, Мандельштам завершал словами о том, что природа отступилась от людей в критический момент: «И подъемный мост она забыла, / Опоздала опустить» для них, оставив их в «глухоте паучьей». В этом условно-правдоподобном мире действовали персонажи вполне гротескные.
Из жизни вирусов и микробов: Госромантическая фантастика
Лысенко создал «теорию стадийного развития растений», которая должна была служить основанием для яровизации. Со временем он начал утверждать, что это «общебиологический закон». Изначально под развитием семенного растения понимался процесс «качественных изменений» состава клеток и органообразования, который любое растение проходит от посеянного семени до созревания новых семян. Он тесно связан с условиями среды (а то и зависит от них). Позже все это было распространено на все живые организмы. Иначе говоря, речь шла о том, что «новые виды зарождаются в недрах старых видов».
Проблема состояла в том, что никто никогда не видел этого «закона» в действии: никто не наблюдал в природе описанных Лысенко изменений внутриклеточной структуры, никому не приходилось наблюдать за тем, как рожь или ячмень порождаются разными видами пшеницы или, наоборот, как рожь сама порождает пшеницу, а овес порождает овсюг и т. д. Эти утверждения оставались недоказанными до тех пор, пока «доказательства» не были физически предъявлены научному сообществу, а не только теоретически обоснованы некими мистическими, неявными явлениями и процессами.
Такими же магическими свойствами обладало открытое Лепешинской некое бесклеточное «как бы живое» вещество, из которого могут возникать живые клетки. Это позволяло Лысенко утверждать, что именно через стадию этого «живого вещества» один вид мог превращаться в другой. Иначе говоря, одно мистическое основание фундировало следующее. Решающая поддержка Лысенко, полученная Лепешинской, была персональной в том смысле, что Лысенко нуждался в «выводах» Лепешинской для подкрепления своего «учения». Чего не могли предвидеть они сами и те, кто их поддерживал, так это неконтролируемых последствий легитимации их фантастических «открытий». Утверждение позиций Лысенко и последовавшее признание Лепешинской открыло шлюзы для настоящего потока самых абсурдных «открытий», когда реальностью стали самые невероятные вещи. Благодаря в основном провинциальным лицедеям на глазах возникал театр биологического абсурда.
У сотрудника Ленинградского университета К. М. Завадского молодые делящиеся клетки растений (меристематические клетки) стали возникать из невидимого автором «живого вещества», причем у некоторых из них на ранних фазах не имеется ядра. Рязанский профессор Л. С. Сутулов обнаружил превращение невидимого «живого вещества» в лимфатические клетки, из которых формировалась соединительная ткань. Заслуженный деятель науки РСФСР одесский профессор В. В. Авербург описывал странное поведение бацилл туберкулеза: якобы они способствовали трансформации непатогенных клеток в патогенные в присутствии все того же невидимого «живого вещества». Профессор Днепропетровского мединститута, член-корреспондент АМН СССР Н. И. Зазыбин объявил о новообразовании нервных волокон из живого вещества. Доцент Кишиневского мединститута Н. Н. Кузнецов сообщал о том, что он вшивал в брюшную полость собак и кошек куски брюшины, взятые из области слепой кишки крупного рогатого скота после обработки их формалином, 70 % спиртом и стерилизации в автоклаве, но поскольку «живое вещество» убить нельзя, процедуры, губительные для живых тканей, нисколько не сказывались на живом веществе тканей убитой брюшины, которая не только оживала, но обретала полную жизнеспособность, в ней возникали новые сосуды и т. д. Заведующая кафедрой гистологии Ростовского университета доцент Ф. Н. Кучерова поведала о том, что она растирала перламутровые пуговицы и вводила порошок в организм животных. Из порошка возникало «живое вещество»: перламутр-де добывают из раковин, которые раньше были живыми и потому они и сохранили свойство живого
