Поющие пески - [2]
Так несет бывалый солдат свою полную выкладку в снег и в дождь, в жару и в холод, сохраняя то спокойное выражение, которое в трудную минуту только и прочтешь на лице у русского человека.
Сыпучие пески скоро сменились бугристой поверхностью с чахлыми кустиками и высохшей серой травой.
Они прошли уже не три, а добрых пять километров, но ничего примечательного не обнаружили.
Но вот в понижении, между песчаными буграми, они увидели большую, ровную глинистую поверхность, растрескавшуюся на многоугольники.
— Такыр, — сказал Павлик.
Прохор Иванович ударил лопатой по поверхности такыра. Лопата зазвенела как о камень.
Не очень широкая впадина тянулась вдаль, делая плавные изгибы среди песчаных бугров. За каждым поворотом открывались все новые ее участки.
— Словно река течет, — заметил Прохор Иванович.
У себя на родной Тамбовщине Прохор Иванович славился, между прочим, умением находить самые подходящие места для рытья колодцев. Были у него чутье и основанная на тонкой наблюдательности способность как бы зримо представлять себе расположение подземных пластов глины и красного песка, подсматривая их выходы где–нибудь на обрывчике, поросшем поверху лопухом. Но здесь, в этом царстве барханов, всюду был один песок, и притом не такой песок, к которому привык колхозный умелец, а совсем другой — желтоватый, тонкий и сухой, как пыль. Ничего похожего на сырые, тяжелые, рыжие пески родного края. Что там скрывается, под этим толстым сыпучим желтоватым покровом, определить не было никакой возможности. Прохор Иванович подошел к границе такыра, воткнул лопату в песок, и ему показалось, что рыхлая, рассыпчатая порода тянется на километры вниз.
Впереди поверхность такыра рассекала извилистая трещина шириной сантиметров тридцать. Это было уже необычное явление. Подойдя к расщелине, Павлик заглянул в нее. Стенки изгибались так, что дна видно не было. Студент отломил несколько комков глины от края расщелины и швырнул вниз. Они покатились вглубь с постепенно замирающим шорохом.
— Гм… — произнес вдруг Прохор Иванович и потянул воздух ноздрями.
— Ты что?
— Водой пахнет, — сказал его спутник уверенным голосом.
Павлик посмотрел на Прохора Ивановича почти как на одержимого.
— Меня, брат, не обманешь. Я ее за полверсты чую… — говорил тот между тем радостно и возбужденно.
— Какая тут вода, — начал было убеждать его студент, — весной, когда вода скапливается, тогда, правда, такыр на озеро подходит, а сейчас… От жары только может показаться! Хотя… — он вдруг замолчал и изменился в лице.
Он вспомнил, что в районе, куда направлялась экспедиция, ожидалось присутствие грунтовых вод близко от поверхности. Неужели такое совпадение: вода оказалась как раз под такыром?
Запустив брезентовое ведро в щель, Прохор Иванович осторожно начал вытаскивать сантиметр за сантиметром веревку, к которой оно было привязано. Скоро показалось ведро, сплюснутое от путешествия под землей, мокрое и с припухлостью на дне.
Двумя руками Прохор Иванович подхватил его и держал навесу, чтобы оно не сложилось.
В ведре была вода! Солоноватая, правда, но — они отведали ее по очереди — безусловно пригодная для питья.
Наполнив фляги, они засекли местоположение природного колодца по компасу и заспешили в лагерь.
Павлик, возбужденный удачей, всю дорогу говорил.
— Надо будет сообщение составить, — сказал студент, когда они уже подходили к лагерю. — Здесь грунтовые воды, так думают гидрологи, должны где–то выбиваться на поверхность. Так показывает изучение стока. Хоть и не на поверхности, а все–таки мы воду нашли. Не зря эта впадина сразу меня заинтересовала…
Правда, вода под такыром очутилась, невидимому, совершенно случайно, но студенту казалось теперь, что это именно благодаря его проницательности грунтовая вода, которой так интересовались гидрологи, найдена им с Прохором Ивановичем.
Прохор Иванович тоже был доволен. Все–таки они не бездействуют, ожидая, пока их выручат, а приносят пользу.
— Вода — это все, — сказал он вслух, — что там говорить! Далековато вот только, — добавил он хозяйским гоном. — Бочонок надо будет прихватить в следующий раз. Вдвоем–то, я думаю, дотащим?
— Э–э, — мотнул головой Павлик. — Для нас с тобой вода не проблема. Ну, прислали бы в крайнем случае.
— Кто же ее прислал бы?
— Дядя Прохор, ведь это хоть и пустыня, но не Сахара какая–нибудь, а советская пустыня. Есть кому позаботиться тут о людях.
— На самолет, выходит, надеешься?
— Ну, конечно.
— Значит, прямо с неба все, что тебе надо, — держи руки шире! — так и свалится? Так вас учили? А знаешь поговорку?
— На самолет надейся, а сам не плошай?
— Вот именно!
Дядя Прохор даже поднял назидательно палец.
Но в это время как раз оттуда, куда указывал палец Прохора Ивановича, прямо с неба, как показалось путникам, послышался слабый шум, напоминающий отдаленный рокот мотора.
Оба остановились как вкопанные.
— Ну, что я говорил! — воскликнул Павлик.
Но звук затих так же неожиданно, как и возник. В безоблачном вечернем небе не было ни пятнышка.
— Стороной, видать, прошел, — сказал Прохор Иванович.
Через пять минут показалась палатка недалеко от бархана.
Галя сидела у костра, сложенного из сучьев саксаула.
