Поющая кровь - [6]
Они оставили дверь незапертой. За дальним столом спиной к ним сидел, согнувшись, солдат Риотамуса, он пил из глиняной кружки.
— Мы закрыты, — холодно объявила она. — Приходи позже, но не забудь оставить монету за то, что ты сам себе налил.
Солдат выпрямился и медленно обернулся.
У Самидар отвисла челюсть. Она смотрела на пришельца, мигая. Лицо Кириги расплылось в широкой улыбке, он бросился вперед, порываясь обнять незваного гостя. Затем отступил в сторону. Этот восхищенный взгляд на юном лице говорил о том, что он удивлен не меньше, чем сама Самидар.
Наконец солдат поднял руку и заговорил. Этот голос почти совсем не изменился, он, может, стал чуть грубее, но во всем остальном это был прежний, как всегда насмешливый голос.
— Станцуй для меня, матушка! — сказал он.
Глава 2
Его глаза зеленее бушующего моря, они поражали воображение даже больше, чем ее собственные — загадочные, полные тайн. Эти глаза, казалось, вытягивали из нее всю душу и жизненные силы. Она разглядывала его лицо — такое молодое, совсем юношеское, но успевшее огрубеть и обветриться. Он поглядывал на нее поверх кружки, отхлебывая пиво, ожидая, когда она заговорит. Она же чувствовала себя неловко, не зная, что сказать, ей хотелось дотронуться до сына, но она не решалась.
— Я скучал по тебе, — сказал он, наклонившись через стол, немного приблизив к ней свое лицо.
Она тяжело опустилась на жесткую скамью. Его дыхание было несвежим, но неприятным оно не было. Она выдавила из себя слабую улыбку в ответ на его ложь. Если бы он скучал по ней, нашел бы возможность навестить ее за эти пять лет или по крайней мере прислать весточку о себе. Он сбежал из дому совсем юным, ему тогда было столько же, сколько Кириги сейчас, — без денег, без оружия, не попрощавшись.
Ее нижняя губа дрожала от смешанного чувства гнева и радости.
— Я даже не знала, жив ты или мертв. — Она с трудом сглотнула и отвела глаза в сторону, в дальний угол, проклиная охвативший ее озноб. — Зачем ты вернулся, Кел?
Он заморгал, поставил кружку на стол.
— Конечно, чтобы увидеть тебя, матушка.
Ее взгляд бродил по всем темным местам и закоулкам таверны.
— Только меня? — спросила она. — А как же отца и твоего брата?
— Отца конечно, его я тоже хочу видеть! — Он снова отхлебнул пива. — Но Кириги мне не брат.
Она больше не избегала его взгляда, напротив, жестко посмотрела ему прямо в глаза.
— Он — твой брат! — прошипела она сдавленным голосом. — Ближе брата у тебя никогда не будет!
— Но в нас течет разная кровь! — резко возразил он, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что Кириги не слышит его слов.
— Твой отец и я полюбили его! — Она привстала, перегнувшись через стол, уцепилась побелевшими пальцами за край, чтобы не упасть. — Мы не могли больше иметь детей после тебя. Мы думали, что ты последний, но лишь до тех пор, пока Кимон не нашел Кириги.
Он швырнул кружку, расплескав содержимое.
— Разве меня вам было недостаточно? Я, по-вашему, мало любил вас? Разве вы не могли любить только меня?
Она покачала головой, касаясь своих волос:
— О, Кел, мы любили тебя всем сердцем. То, что мы взяли к себе Кириги, вовсе не ослабило нашу любовь к тебе. Он был просто одиноким брошенным мальчишкой, отставшим от каравана. В нашей жизни хватило бы места для двух сыновей.
Кел поднялся и прошел к не прикрытому ставнями окну.
— Я стал вам не нужен. Он занял мое место.
— Нет, никогда. — Она подошла к нему, положила руки ему на плечи, прижалась щекой к его широкой спине. — Он никогда не занимал твоего места, сын мой. Он занял свое место.
Кел повернулся к ней. Они обнялись, и внезапно слезы беззвучно потекли по ее лицу.
— Прости меня, — с трудом выговорила она, глядя на него снизу вверх, гладя его щеку дрожащей рукой. — Я говорила с тобой слишком резко. Теперь я понимаю, как больно тебе было; вот почему ты ушел от нас. — Она отступила назад и вытерла слезы. — Но сейчас — проявим великодушие. И давай не будем больше говорить об этом.
Она снова обняла его, радуясь тому, что может сделать это после долгих лет разлуки.
Открылась и закрылась задняя дверь. В дом влетел Кириги, сияющий и улыбающийся, принеся с собой легкий запах конюшни. Он успел одеться в короткие штаны и тунику с поясом. К подошвам его сапог прилипли соломинки и конский навоз.
— Прекрасная кобыла! — воскликнул он, обращаясь к Самидар. — Белая, как снег в горах!
Кел выдавил улыбку и спросил мать:
— Когда это он видел снег в горах?
Она пожала плечами в ответ на его улыбку.
Кириги исчез на кухне и через мгновение вернулся, неся большое блюдо с холодным мясом, несколько кусков хлеба и кувшин с прохладной водой. Он расставил все это на столе и знаком пригласил их позавтракать.
— Ну и как там, в армии? — спрашивал он Кела, запихивая в рот кусок говядины, и, брызгая слюной, продолжал. — Бьюсь об заклад, там здорово. А мы и не знали, что ты здесь служишь. Вы близко расположились? Ты сможешь приходить домой почаще?
Улыбка Кела стала еще шире. Он снисходительно посмотрел на мать, взял кусок хлеба и стал спокойно жевать, пока Самидар взглядом не призвала Кириги замолчать.
— Дай брату возможность ответить, — проворчала она.
