Пойти в политику и вернуться - [62]

На финишной прямой президентской гонки, в мае 1996 года, пришлось уехать в Чечню надолго. Это было неожиданно. Я провожал Черномырдина в очередную командировку, и вдруг он как бы между делом говорит: «Поезжай-ка в Чечню». Спрашиваю: «На сколько? На пару-тройку дней?» – «Да нет, до выборов». И на два месяца нас туда отправили. Спешно, буквально через пару часов после разговора, я даже не успел вещи собрать, жена потом переправила с оказией. По факту мы там пробыли даже дольше двух месяцев с короткими перерывами на поездки в Москву. Я, Вячеслав Михайлов и заместитель полпреда президента по Чечне Владимир Страшко постоянно находились в Чечне до августа 96-го.

Наша задача была наладить диалог с чеченской стороной и прийти к конкретным договоренностям. К тому времени Дудаев был ликвидирован. Главой пророссийской чеченской администрации стал Доку Завгаев, а премьер-министром – Николай Кошман. С обоими я был знаком давно, отношения сложились, во всем было взаимопонимание. Мы сделали ставку на Аслана Масхадова как на наиболее адекватного человека в окружении Дудаева.

Много ездили по Чечне, хотели своими глазами увидеть, что происходит в республике, встречались с людьми, разговаривали. Я уже много чего повидал и был готов к любому повороту событий. Но неприятных ситуаций было много. Как-то у нас в переговорах выдалась пауза и мы с Михайловым, Кошманом и командующим группировкой Квашниным решили побывать в селах вокруг Грозного. Поехали в Шатой. Ну как поехали… Дорога оказалась такая, что последние несколько километров пришлось идти пешком. Так часто бывало. На подходе к Шатою поднимаемся на мост. Михайлов говорит: «Надо же, солнечные зайчики». Невоенный человек – что с него возьмешь. Какие к черту зайчики? Это же снайперы. Чудом обошлось. Добрались до Шатоя, встретились с жителями, на обратном пути снайперов уже не было. Думаю, прежде всего потому, что встреча с людьми прошла хорошо, мы старались слушать и слышать, а чеченцы всегда ценили разговор на равных. Не зря они с таким уважением относились к Вячеславу Михайлову, он никогда не унижал и не обижал собеседников, какой бы сложной ситуация ни была. Поэтому на его счету так много успешных переговоров.

Во время той же поездки мы заехали в лесничество – там раньше были охотничьи угодья для высоких партийных начальников. Встретились с лесничим, я пошутил: «Как охота?» А ему, видимо, было не до шуток: «Нет охоты. Все кабаны поумирали, сердце не выдержало». Оказалось, что кабаны не выносят звука разрывающихся снарядов.

Самой напряженной была наша встреча со старейшинами Ведено, Элистанжи и Киров-Юрта. Переговоры, по настоянию чеченской стороны, были запланированы не в самих населенных пунктах, а в лесном массиве, который контролировали боевики. Масхадов, как наш главный партнер по переговорам, выдвинул жесткие условия. Мы с Завгаевым должны были ехать на одном автомобиле в сопровождении 2–3 человек, и никакой охраны. С нами вызвался поехать генерал Владимир Шаманов, который был тогда командующим группировкой войск Минобороны в Чечне, он взял с собой еще двоих солдат, один из них был радистом, плюс водитель. Мы с Завгаевым сели в кабину «Урала», Шаманов со своими ребятами – в кузов. Кузов был открытым – это еще одно условие чеченской стороны. Ситуация складывалась непростая, уверенности, что это не ловушка, не было, и мы заранее договорились, что в случае провокации артиллерия ударит градом по тому месту, где должна быть встреча, координаты мы оставили. Лучше смерть, чем плен, – это нам всем было ясно. Путь был нервным – бездорожье, леса, ехали долго. Когда мы, по нашим расчетам, уже приближались к назначенному месту, нас остановил человек и сказал, что надо проехать еще три километра, но движение можно начать только через 15 минут. Нам это очень не понравилось. Это означало, что никто не будет знать, где мы находимся. Подозрения относительно того, что нам приготовили ловушку, казалось, оправдывались. Но через три километра нас действительно ждали люди. Мы с Завгаевым пошли им навстречу, а Шаманов с ребятами остались рядом с «Уралом». В кузове лежало несколько автоматов и пистолетов плюс ящик гранат. Если бы нам устроили засаду, это бы, конечно, не спасло. Но Масхадов сдержал слово – все прошло мирно. Позже из перехваченных переговоров боевиков мы узнали, что ситуация была на грани, полевые командиры настаивали на нашем уничтожении, и Масхадов, чтобы не рисковать, в последний момент перенес встречу. Встреча со старейшинами оказалась совершенно формальной. Думаю, что она планировалась как прикрытие боевой операции, но Масхадов этот замысел поломал. Надо сказать, что я недолго оставался его должником. Через какое-то время ко мне попали агентурные данные о том, что Басаев готовит на него покушение. Я тут же позвонил Аслану и предупредил его об опасности. В общем, хотя мы и были по разные стороны фронта, наши отношения до определенного момента были достаточно доверительными.

1997–1999

В июле 1997-го я получил новое, неожиданное для меня, назначение – стал министром юстиции. Только-только приступил к масштабной реформе этого ведомства, меньше чем через год – опять перемены. 30 марта 1998 года президент подписал указ о моем назначении министром внутренних дел. Фото того времени в основном официальные. Как говорят журналисты, «паркетная съёмка». Но мне кажется, что и в этой фотохронике можно увидеть напряжение тех дней и почувствовать темп, выдержать который было нелегко