Пойти в политику и вернуться - [37]

Решение приняли единогласно. В соответствии с ним президент отменил свой указ. Созданное вместо МБВД Министерство безопасности возглавил тот же Виктор Баранников. Министром внутренних дел Ельцин назначил Виктора Ерина.

Несмотря на мою роль в этой истории, я спокойно продолжал работать – только теперь мое управление называлось управление безопасности. Никто меня не тронул. Сегодня трудно себе представить подобное поведение должностного лица при погонах. А тогда ни я сам, ни коллеги не воспринимали мою позицию как нечто особенное. Мы все очень остро чувствовали свою личную ответственность за то, что происходит в стране, страха перед начальниками не было. Взять под козырек значило бы в той ситуации отказаться от своих убеждений и поставить крест на всех тех усилиях, которые мы предпринимали для реформирования КГБ. Для меня это было исключено.

Ельцин, конечно, знал о моей позиции. Но только один раз я услышал в его словах нотки недовольства. Было это уже летом 1992 года. Меня командировали в Таджикистан, чтобы поддержать Эмомали Рахмонова в его борьбе за кресло председателя Верховного Совета Таджикистана. Встречался не только с Рахмоновым и его сторонниками, но и с их оппонентами. В том числе – с одним из самых влиятельных полевых командиров, человеком номер один в «Народном фронте» Таджикистана Сангаком Сафаровым. Ситуация складывалась непросто, но Рахмонов в результате общих усилий победил. Став председателем Верховного Совета Таджикистана, он приехал в Москву на встречу с Ельциным. Эмомали начал в глаза расхваливать меня: «Степашин сыграл выдающуюся роль в урегулировании нашей ситуации… Мы сразу поняли, Борис Николаевич, что он ваш человек…» Ельцин насупился и сказал: «Сергей Вадимович, конечно, наш, но не совсем наш». Тогда с Ельциным мы разговаривали безо всяких церемоний, и я в лоб спросил: «Что вы имеете в виду, Борис Николаевич?» В ответ услышал: «Вы знаете». Я думаю, он вспомнил историю с МБВД. Все-таки он бывший первый секретарь обкома партии, и в его голове плохо укладывалось, что какой-то подчиненный может ему публично сказать: «Вы не правы». При этом он меня не наказал, не уволил, не понизил в должности. Просто напомнил о своем недовольстве.

* * *

К весне 92-го года отношения внутри управления стали спокойными, никто от меня уже не ждал подвоха. Во всяком случае, мне так казалось. Но появился второй фронт. Мои друзья по демократическому лагерю по-прежнему были настроены в отношении чекистов крайне жестко и подталкивали меня к радикальным шагам. С трибуны Ленсовета едва ли не каждый день звучало: «Все эти спецслужбы надо разогнать на хрен».

Я считал правильным в той ситуации действовать максимально открыто. Публично разъяснял свою позицию. Говорил о необходимости создать на месте КГБ сильную спецслужбу. Одновременно я старался снять напряжение между нами и новыми органами власти. Я считал первостепенной задачей сформировать новый облик спецслужбы – ради этого много общался с журналистами, часто бывал на телевидении, выступал в Ленсовете, вел себя абсолютно публично. Не боялся участвовать в самых острых дискуссиях. С позиций сегодняшнего дня это выглядит почти невероятно. Но так было. «Старшие товарищи» из Москвы пару раз старались меня одернуть, но мне было что ответить: «Хотите, чтобы спецслужбы добили? А их добьют, если не будем нормально работать с людьми».

Конечно, получал и от своих друзей-демократов: «Серёга, тебе это надо?» В какой-то момент депутаты Ленсовета даже попытались найти на меня компромат – обвинили в незаконном получении квартиры. Смешно вспомнить. Мы обменяли нашу двухкомнатную квартиру в «сталинском» доме на двухкомнатную на улице Маяковского – поближе к Литейному, где располагалось управление. Обычный дом с детским садом на первом этаже. Ну да, «злоупотребил» – 42 квадратных метра, кухня 5, совмещенный санузел и последствия позднесоветского капитального ремонта. Плюс подъезд, в котором стояла такая вонь, что страшно было войти. Но пришлось публично объясняться. Надо сказать, что никакого резонанса эти обвинения не имели.

Через много лет, когда мы по какому-то поводу собрались с бывшими коллегами по службе в «конторе», Владимир Путин, который тогда возглавлял контрольное управление президента, сказал: «Ребята, вы за Серёгу выпейте, потому что он прикрыл вас всех своей демократической репутацией, дал вам возможность работать».

График у меня был напряженный. В воскресенье вечером я уезжал в Москву, чтобы в понедельник поработать в Верховном Совете, а вечером снова садился в «Красную стрелу» и возвращался в Ленинград. Ездил обычно в СВ, часто с совершенно случайными людьми. Это было в порядке вещей. Иногда мне везло – как-то мы попали в одно купе с Олегом Басилашвили, в другой раз – с не менее знаменитым актером Кириллом Лавровым.

В то время бывшему КГБ приходилось заниматься не столько специфическими проблемами, сколько теми, которые стояли перед всеми структурами власти. Главная беда 1991–1992 годов – это проблема продовольствия. Должны спецслужбы в нормальных обстоятельствах заниматься колбасой? Конечно нет. Но тогда, в условиях полного развала, мне в голову не приходило сказать: это не наши проблемы.