Поймать ветер - [14]

— И нельзя помочь? — она почти крикнула это бесстрастному Присутствующему.

— Без их воли — нет, — она и так знала ответ.

16. Наказание Господне

Осуждаемое собственным свидетельством нечестие боязливо и, преследуемое совестью, всегда придумывает ужасы.

Премудрость Соломона

Наталья Николаевна, будучи человеком достаточно образованным и верующим, много размышляла над устройством мира, над страданиями человечества.

Не могла она поверить в жестокость Божью, никак не могла. Он — Всемилостивый, именно так она себе представляла Бога, так чувствовала, так воспринимала Его. И всё искала ответ на вопрос, откуда же столько страданий на Земле? Почему всякий грешник рассчитывается за зло, им содеянное? И такой ответ рождался в ней.

У каждого в душе есть око Божье — наша совесть. И это око присутствует во всех наших делах, сопровождая всякий миг жизни. Никто не знает, что ты творил, никого не было, тем более, если просто думал, желал зла. Только Бог знает, Он — свидетель. И грешная душа изнемогает от этого немого, не осуждающего и не наказующего Свидетеля. Она не может смириться с тем, что все её дела Кто-то знает до конца. Она жаждет освободиться от этого, тягостного для неё, Чужого знания, и пожирает — наказует сама себя. А Бог так и остаётся только Свидетелем.

Не жестоко ли это? Нет! А где же Его милосердие? А милосердие проявляется только при покаянии. И сразу око Божье избавляется от скорби и наполняется радостью. Но ничего Господь не совершает без нашего деятельного участия, без участия нашей души, без огромного её труда. Он смотрит на этот труд и принимает его.

Но грешники — все, а покаянных — единицы. В любую жизненную ситуацию вникни — все правы.

Каждый готов на своём стоять до конца. Никто не склонит покаянно головы: да простите меня, люди добрые, это я во всём виноват, я — причина вашей свары.

— Господь милует, когда мы милуем, — думала Наталья Николаевна.

Она старалась не осуждать. Когда-то вычитала, а потом сама прочувствовала: не знающий греха его в другом не видит. Видишь — значит, это в тебе есть. Обличаешь всегда себя. Тут не обличать надо — каяться. Кричать — Господи, помилуй меня. Не зря маленькие дети так доверчивы. Они не знают обмана. Потом научиваются.

И ещё Наталья Николаевна научилась жалеть людей, которые совершают неладное. Знала — все обязательно рассчитаются. Вот за эти грядущие страдания и жалела. Ну и что, что сейчас он на коне, а что впереди? Часто вспоминала материны слова: «Ему теперь с этим жить». И детям, и внукам, и правнукам. Потому что всё, что творили не то, остаётся в нас, в наших клетках. И так из поколения в поколение. А потом столько накопится, что вот тебе и Дима-мальчик, несчастная душа, за всех предыдущих страдающая.

Пусть не Дима, другой, полегче, но ведь тоже груз нести. Скольких она знала, рады бы от чего-то в себе избавиться, а оно — в крови, в генах. Тут уже и борьба должна быть с собой до крови, без само-жаления.

Тоже где-то вычитала, что если человек избавится от греха, то снимет его со всех предыдущих и последующих поколений. Будучи врачом, понимала про последующие — не передаст в генах, а на предыдущих спотыкалась. Разве только на мистическом уровне — что-то вроде того, раз у тебя нет, значит, не передалось, значит, и там, раньше, очистилось. Было сладко от этой мысли, но и страшно. Потому что избавиться от греха — дело трудное. Сто потов, сто потоков слёз, твёрдая мысль, что лучше я умру, чем снова. да кто же на это готов?

Да и различение греха в нас не развито. Взял чужой листок бумаги — не грех, а вот миллион украл — грех. А суть одна — взял тебе не принадлежащее. Суть одна — и суд один.

Она и о себе знала. С работы много чего домой носила, так, кто ж у нас не носил. Все — несуны. И сейчас ещё носят, хотя уже, вроде, рынок, и хозяева — не государство, строже глядят. А всё равно умудряется народ. Это уже в крови, дети родителями научены.

Для неё это уже давнее, сейчас носить нечего и неоткуда. Но вот на огороде веточка с чужого сада в твой заглядывает, то сливы, то яблока не такого, как у тебя. Почему рука сама тянется, почему то, чужое, слаще кажется? Что за грех в крови? И страсть в тебе такая просыпается: и оглянешься, и сорвёшь, и съешь с азартом, словно тайное и недозволенное куда как лучше явного и дозволенного.

Был у неё раньше огород далеко за городом. Вольная воля. Началось садоводство, да не состоялось, то ли начальство не то досталось, то ли перестройка помешала, вернее — дефолт. Всё и рухнуло. Но несколько лет ходила она по четыре километра пешком от тракта, всласть по утренней росе, а вечером на закат за уходящим солнцем. Отвоёвывала у целины по лопатке, сегодня, да завтра, да послезавтра. Там грядочка, да там грядочка в траве целинной. Благодать. И небо над головой, и Иртыш под боком. Берег обрывный. Близко вода, а не натаскаешься, вниз да вверх. А рядом сосед, никогда ею не виденный, начал было дом строить, колодец вырыл, по фундаменту видно, что внутри дома колодец. Основательные планы были у соседа. Видно, зимовать собирался, чтобы вода не замерзала. Да так всё и бросил. Правда, не совсем. Тоже грядки появлялись.