Поймать лисицу - [38]

"Сбросили в Дрину! — с ужасом думала Лена. — И наверняка все утонули. Потому что кто переплывет такую реку? Никто!" Девочка в страхе жалась к отцу, к дяде, то и дело спрашивала: "Ведь Дрину невозможно переплыть?"

Эта река и жуткие рассказы, связанные с ней, надолго лишили Лену покоя.

Все будет по-другому

Йоле и Раде лежали высоко на склоне горы. Трава была шелковистой, небо над головой — теплым и ласковым. И все вокруг казалось спокойным и мирным. Но на душе у ребят было тревожно.

Раде нетерпеливо ерзал, беспокойно посматривал на брата. Йоле же сохранял выдержку, вглядываясь в простиравшуюся внизу долину.

А внизу, в их родной деревне, чего только не было. Солдаты, лошади, скот — и все это двигалось, суетилось, шумело. Очевидно, шла подготовка к выступлению.

Всем этим сборищем командовал офицер в форме и папахе, Йоле казалось, что он понимает приказания офицера: солдатам построиться, скот перегнать, этих гадов в черном — назад. Затем приказ всем замолчать, несколько слов солдатам и — шагом марш!.. Наверное, и сам Йоле так бы распорядился.

Колонна двинулась. Впереди вышагивал отряд — все в касках, с пулеметами, снаряжением. За ними — солдаты с винтовками. Потом — мулы, полевые кухни, телеги. А слева, чуть позади, эти прихвостни в черном тянули на веревке волов, гнали стадо. Офицер в папахе гарцевал впереди всех, прямой, подтянутый. Он не оборачивался: уверен был, что колонна следует за ним.

Йоле перевернулся на спину.

— Все так, — сказал он. — Все правильно.

— Что? — спросил Раде, тоже переворачиваясь на спину.

— Да ничего, — ответил старший брат.

Малыш не понимал, что происходит внизу. Он видел немцев, хозяйничавших в их сожженном селе, и вместе с ними — чернорубашечников, тащивших за собой награбленное. Но с расспросами к Йоле не приставал: еще отошлет назад, и он не выполнит первое свое задание. Раде гордился тем, что Йоле взял его с собой. "Эх, мне бы сейчас обрез!"

А Йоле мечтательно смотрел в ясное весеннее небо, такое далекое от всего — от земли, от войны… Каким оно будет, когда война кончится, когда умолкнут последние выстрелы? Кто знает… Вероятно, небо останется таким же безмятежным: что ему за дело до людей, которые убивают друг друга!..

А на земле — будет ли на земле все так же, спрашивал себя Йоле и не знал, что ответить.

— Нет, все будет по-другому! — говорит он громко и переворачивается на живот.

— Что будет по-другому? — спрашивает Раде, тоже переворачиваясь.

— Ничего, — снова отвечает Йоле, глядя вниз, на сожженное, опустевшее село.

— Ну так что, идем? — торопит брата малыш.

Они тайком от матери решили сходить в село и принести картошки, закопанной в огороде Момира.

— Пойдем, — ответил наконец Йоле. — А один ты пошел бы, не побоялся?

— Нет, один — боюсь, — ответил Раде. — А с тобой ничего не страшно…

— Я тоже один боюсь, — успокоил братишку Йоле. — Ну, пошли!

Они стали медленно спускаться со склона.

— А вдруг немцы вернутся? — спросил Раде, вприпрыжку сбегая вниз.

Йоле остановился.

— Слушай, малыш, — сказал он серьезно. — Во-первых, немцы не вернутся, если уж они ушли. А во-вторых, не болтай так громко и раскрой пошире глаза да поглядывай по сторонам.

Раде, хоть и обиделся, все же понимал, что Йоле прав. Он постарался идти осторожно и то и дело оглядывался по сторонам. Вокруг не было ни души.

На околице Йоле замедлил шаги. Он даже немного согнулся — совсем как Момир в тот раз. И так же, как тогда Момир, сказал братишке:

— Раскрой глаза пошире и смотри!

При воспоминании о Момире сердце Йоле сжалось. "Интересно, где он? — думал мальчик. — Ушел ли в партизаны?"

Тем временем подошли к первому огороду. Йоле огляделся и, отдав брату мешок, ловко взобрался на ограду и соскочил по другую ее сторону.

— Давай мешок, — сказал он Раде, — и лезь сюда.

Наверное, от страха, что оставался за оградой один, Раде в мгновение ока вскарабкался на ограду. Йоле протянул ему руки:

— Прыгай! Сначала походим по дворам, а после пойдем за картошкой Момира, — сказал шепотом Йоле.

Под деревом они обнаружили немецкие патроны.

— Не вздумай собирать! — приказал Йоле брату. — Ищи только еду!

Они начали поиски.

Всюду на земле валялись клочья сена, соломы, лошадиный навоз. Ничего съедобного не попадалось.

Наконец Раде нашел несколько головок лука. Пощупав их, Йоле две выбросил, а одну положил в мешок. Подняв консервную банку, он перевернул ее и, увидев там остатки мяса, протянул банку братишке.

— Ешь сам, — отказывался Раде.

— Бери, раз тебе говорят, — рассердился Йоле, и мальчик послушно съел кусочек мяса.

— Вкусно! — сказал он.

Йоле довольствовался тем, что облизал палец. "Да, у этих фрицев, сволочей, неплохая жратва", — думал он, обшаривая глазами каждый кустик.

Не найдя больше ничего, пошли к дому Душана. Двигались крадучись, озираясь. Но и здесь никого не было. На том месте, откуда Йоле смотрел, как Момир закапывал Ковильку и ее ребенка, мальчик остановился. Рядом высился едва заметный могильный холмик. "Там они, несчастные, и лежат вдвоем…" — подумал Йоле, сдерживая подступившие слезы. Подошел Раде.

— Войдем в дом? — проговорил он чуть слышно.

— Нет, сюда не будем, — ответил Йоле и пошел прочь.