Пойди туда, -… - [4]

Врач наконец вытер руки и отдал полотенце дежурной медсестре.

— Садись… — показал он егерю рукой на стул и сам сел рядом. — Тут ещё такое дело… — невнятно проговорил он.

Николай непроизвольно подался вперёд, ожидая услышать что-то, ещё худшее.

Врач уловил это инстинктивное движение.

— Да нет, ты особо не пугайся, — попытался он успокоить егеря. — Ничего, угрожающего её жизни, нет. Мы вывели её из посттравматического шока, но она молчит… И ни на что не реагирует… По моему, она ничего не видит и не слышит вокруг себя…

Врач помолчал.

— И не понимает… — добавил он и нервным движением поправил очки. — Находится как бы в столбняке. Мне кажется, она чего-то очень сильно испугалась, хотя я не представляю, чем это можно напугать взрослую женщину до такой степени… Это уже серьёзный психологический шок, из которого её сможет вывести только специалист-профессионал. Или она в непредсказуемый момент выйдет из него сама…

Врач вздохнул.

— Мне её можно увидеть?.. — тихо спросил егерь.

— Да, конечно, Николай, только надень халат. Она лежит в палате.

Егерь накинул поверх своей куртки белоснежный халат и, осторожно ступая своими большими сапогами на скрипучие доски больничного пола, вошёл в ярко освещённую палату.

…Мария лежала у окна, вытянувшись в струнку, с безвольными, красивыми руками, уложенными медсестрой поверх одеяла. Глаза Марии были открыты; казалось, она смотрит в потолок.

Николай подошёл к кровати и заглянул в эти, широко открытые, немигающие глаза…

И отшатнулся, испугавшись их… В этих глазах не было НИЧЕГО… Никогда ещё егерь не видел таких глаз у живых людей… Даже у новорожденных детей… Такую бездонную пустоту во взгляде он встречал только у уже мёртвых…

Николай осторожно положил ладонь на лоб Марии, и провёл ею по её лицу до подбородка, содрогнувшись от мысли, что живому человеку закрывает глаза, как покойнику…

Когда он убрал рука, глаза Марии были уже закрыты. Казалось, она спокойно спит, и только коричневые пятна йода на больших ссадинах, и неестественно бледный цвет кожи говорил о её нездоровье.

Егерь так же тихо вышел из палаты, осторожно прикрыв за собой стеклянную дверь.

— Есть какая-нибудь надежда на лучшее?.. — спросил он, вопросительно глядя на врача.

Тот развёл руками.

— Вряд ли я смогу ей чем-то помочь. Я слишком универсальный лекарь, скорее, фельдшер, а тут нужен профессиональный психиатр или невропатолог. Завтра утром позвоним в город, вызовем специалиста. А пока ей просто нужен покой…

Николай снял с себя халат и, не прощаясь, вышел из больницы.

На улице было темно и прохладно. Деревня мирно спала, не подсвечивая ночь ни единым огоньком. Николай снова забыл привязать лошадь, и та жадно успокаивала свои расшатанные за вечер нервы на цветочной клумбе под окнами больницы.

Николай подошёл к кобыле и погладил её большой своей ладонью по влажному боку.

— Загонял я тебя сегодня, Ночка… Уж извини…

Лошадь повернула голову и дохнула на него тёплым и влажным воздухом, пахнущим травой.

Николай осторожно сел в седло.

— Ну, помоги, голубушка, в последний раз… — попросил он. — Только до сельсовета… А потом я тебя отпущу гулять уже до утра… — егерь тихонько потянул повод.

Лошадь как-то горестно вздохнула и медленно пошла по деревне, иногда останавливаясь и опуская морду к траве на обочине дороги. Николай ей в этом не мешал. Он устало покачивался в седле, глядя на яркие звёзды, и думал о невразумительных, и тем самым пугающих событиях минувшего дня.

Так продолжалось довольно долго, а потом егерь увидел далёкий, прыгающий свет фар, и понял, что это милиция из города.

Он дёрнул поводья, и ласково шлёпнул лошадь ладонью по шее. Та, поняв, что есть ей больше не дадут, потрусила по середине дороги, взбивая копытами уже повлажневшую от росы пыль.

Когда Николай подъехал к сельсовету, там уже стояли две машины: ГАЗ-ик — вездеход и микроавтобус. Несколько человек окружили сторожа и о чём-то с ним беседовали.

— Да вот же он! — обрадовано крикнул сторож, указывая на подъехавшего егеря рукой. — Собственной персоной!

Все обернулись.

Николай уже надолго слез с лошади, снял с неё седло и легонько толкнул её рукой в круп.

— Иди, гуляй пока… Если что, дорогу домой ты знаешь… — тихо сказал он, повесил седло на забор, и пошёл к ожидавшим его под фонарём на столбе людям. Ещё издали он выделил из всех старшего, майора по званию на погонах, и обратился прямо к нему.

— Не будем терять время, товарищ майор, — сказал егерь, поздоровавшись с гостями из города. — Едем прямо туда, а по дороге я расскажу всё, что видел и знаю.

Майор сделал знак рукой. Люди полезли в микроавтобус, а Николай сел в ГАЗ-ик рядом с майором.

Всю дорогу до избушки лесничего майор задавал егерю такие вопросы, на которые тому трудно было ответить, поэтому делал он это односложно, но чаще отрицательно качал головой, отчего майор всё больше хмурился. Николай чувствовал, что его помощь слишком мала, но ничего большего добавить не мог. Он слушал майора, и смысл его слов порой доходил до него с немалым трудом. Глаза егеря устало закрывались, мелькавшие в свете автомобильных фар стволы деревьев ещё больше утомляли их. Иногда мысли уходили вообще куда-то в сторону. Он не к месту вдруг подумал, что за прошедший день ел только один раз, в обед, и что, побывав в деревне, так и не зашёл к себе домой, и что скотина осталась некормленой.