Повстанцы - [134]

— Кто такой? — спрашивает отец.

— Сосед ее, Пятрас Бальсис.

Скродский ожидал этого, но все же загорается внезапной злостью.

— Бальсис?! Этот наглый подстрекатель?! И ты берешь под защиту этого отвратительного верзилу?!

Он пытается встать, халат распахивается на груди, вылезает наружу ворот расстегнувшейся рубашки.

Дочь хватает его за руки, силой усаживает:

— Тебе нельзя волноваться. Садись и хоть раз спокойно выслушай.

Она заботливо приводит в порядок его халат, застегивает ворот, укутывает ноги и подает горячего чая. Потом начинает толковать о Катре и Бальсисе. Она старается говорить убедительно. Нужно входить в положение каждого, кто бы это ни был. Теперь и среди крестьян появляются мыслящие люди. Изменилась обстановка, обострились отношения, и все это толкает их на борьбу, к мятежу. Они отстаивают свои права. Вероятно, таков и Пятрас Бальсис.

Заметив, что не слишком убежденный ее аргументами отец снова начинает ерзать, Ядвига прибегает к иным доказательствам:

— Разумеется, я понимаю: очень много неприятностей от сорвиголов, подобных Бальсису или этому Пранайтису с его шайкой разбойников, который, как говорят, грозит тебе местью. Разве не лучше от них избавиться, пока не поздно? Скажем, от Бальсиса. Это нетрудно.

И Ядвига излагает план Пятраса: поселиться после женитьбы где-то в Жемайтии и в Шиленай больше носа не показывать. Она убеждает отца, что это спокойнее и безопаснее, чем превратить Бальсиса в лютого врага. Хватит уж одного Пранайтиса!

Новые аргументы поколебали пана. Действительно, пусть детина женится на Катре, а потом чтобы они оба хоть сквозь землю провалились! Но тут Скродский снова вспоминает наглость парня и по-прежнему дрожит от ненависти. С большим трудом успокаивает Ядвига мстительные порывы отца. Наконец пан Скродский уступает: он даст знать кедайнскому исправнику, что Пятрас Бальсис помирился с поместьем. А Ядвига склонит отца Катре согласиться на свадьбу.

Ядвига не может сдержать радость: добиться такого успеха!.. Поторговаться бы с отцом и насчет земель шиленцев! Но она предусмотрительно воздерживается. Тут уж отец так легко не сдастся. Вмешается и Юркевич. Интриган опутал отца, как паук муху, ведь этим он и живет. Ну, наступит и его черед! А пока что пусть за шиленцев заступается Виктор Сурвила со своим юридическим арсеналом. Он обещал и, без сомнения, выполнит обещание.

По совету дочери Скродский ложится отдохнуть. Она укутывает его, набрасывает на ноги плед, целует в щеку и уходит. Ей не терпится сообщить радостную весть Катрите.

Оставшись один, Скродский раздумывает о дочери, об этом необычном разговоре. Самочувствие у пана неплохое, а настроение неустойчивое. Да, он сделал красивый жест, совершил гуманный поступок. Ядзя права — приятно осчастливить хоть одного человека, а он одарил счастьем целых двух! Девка — бог с ней, но детина этого недостоин, недостоин, недостоин!

Скродский встает, нервно расхаживает, потом успокаивается и снова обдумывает свою беседу с Ядзей. Нет, слова, данного дочери, он не нарушит, однако хорошо было бы при первой возможности свернуть парню шею!

И чтоб верзила больше не болтался по владениям Багинай!

Даже самому Скродскому странно — такая ненависть к парню и равнодушие к девушке! Усевшись на диван, пытается над собой иронизировать: до чего ты дожил, надменный пан Скродский, пожиратель женских сердец! Ударился в гуманность, в филантропию… Чего доброго, сделаешься еще хлопоманом. Вытянувшись всем телом, он страдальчески морщится: острая боль, как иглой, пронзает бедра. Опять эта подагра — ох, стареешь ты, пан Скродский…

А Ядвига ищет свою горничную. Нашла ее в саду. Катре, взобравшись на скамеечку, срывала плоды с нижних веток. Григялис что-то говорил, она звонко смеялась в ответ. Яблони гнулись от румяных осенних плодов. Садовник Григялис длинным шестом срывал яблоки, но они не падали на землю, а удерживались расщепленным концом жерди.

— Катрите! — окликнула Ядвига. — Иди-ка сюда!

Та соскочила со скамейки и, выбрав самое лучшее яблоко, понесла паненке. Они присели, и Ядвига передала Катре радостную новость.

— Неужто правда?! — слезы появились на глазах у девушки. Она поймала руку паненки, хотела поцеловать, но Ядвига сама поцеловала горничную, и обе стали совещаться, как побороть упорство Кедулиса. Узнав, что Пятрас собирается просить помощи у Мацкявичюса, Ядвига решила повидать ксендза. В успехе не было никаких сомнений. Поблагодарив паненку, Катре поспешила к Григялису похвалиться своим счастьем.

А Ядвига погрузилась в раздумье. Ее радует одержанная победа, понемногу ей удается исправить обиды, причиненные отцом. Барщина облегчена, суровые наказания и порка прекратились, а теперь удалось отстоять счастье двоих людей.

А личное счастье ее, Ядвиги? Разве вправе она о нем мечтать, когда кругом столько нужды и муки, а впереди такие большие задачи?

Вправе или нет, но Ядвига сидит и мечтает. Таков уж сегодняшний день — романтические воспоминания, грезы. И осенняя природа возбуждает грусть и мечтательное настроение. Надвигается вечер. В липах парка и яворах аллеи шуршит ветер. Изредка упадет большой желтый лист с клена или каштана. Вдалеке за деревьями разгорается закатное небо. В саду пахнет спелыми яблоками. Ветви деревьев еле удерживают налитые солнцем румяные плоды. Осенние груши, еще заметные в темно-зеленой листве, покрытые синей матовой краской сливы возбуждают радость и гордость садовника Григялиса.