Повстанческая армия имени Чака Берри - [65]

Внимание! Сейчас пассаж в высшей степени странный!

Вообще, то, что сейчас делает Ник и его команда, у меня ассоциируется с группой СМИТС. Рассмотрим, как все это происходило у СМИТС. Морисси и Марр, основа музыки, концепции и образа, работая в режиме парного взаимодействия, взаимореализуются, помогая друг другу структурулизовывать свои творческие потенции в музыке и тексте… На отстраненную, ничего собственно не выражающую и беспристрастно рисующую мир, гитару, точнее, гитары и очень оригинальные, как по манере и игры, так и по звуку, накладывается (вживается, приклеивается) не менее абстрагированный голос, который, то протяжно напевая, то, отрывисто крича, несколькими мазками завершает картину. Мазки мазками, но не в обиду Марру, надо сказать, что инициатива исходит все-таки от Морисси. Музыка для него не больше, впрочем, она же и не меньше, чем параллельное кино в перформенсах авангардистов: присутствует равноправие партнеров, обусловленное тем. тем… а вот чем, тем, что Морисси не умеет играть на гитаре, а Марр петь. Согласитесь, что все изложенное можно отнести к Нику и его группе КОБА, точнее, к его гитаристу Саше Златозубу.»

Вместо эпилога. Часть 3

ГРУППА «ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ»

«Шоу-программа „Инструкции“ с первых же секунд стала напоминать балаган. В музыкальном отношении „Инструкция“ выглядела слабее многих групп, поэтому (стихийно или умышленно) ставка делалась на зрелищный эффект. А для этого в ход пошли танцы и прыжки, валяние на сцене, скандальные текстовки. Вторая часть программы „Инструкции“ — выступление панк — группы „Джихад“ (бывший „Крюк“) — проходило вяло и бледно, не помог даже экстравагантный антураж.» (А. Кузнецов)

Мифология.

ИПВ образца 2000-тысячных, то есть ИПВ в 21-м веке, ни внешне, ни музыкально на описанное здесь не похожа нимало. Теперь это просто музыкальная, рок-н-рольная команда, с неизменным лидером, Романом Неумоевым, во главе. В чем-то это выглядит мощнее и слушается интересней, но ушло главное — коллективное кипение и «колбашение» творческой мысли, столь характерное для ИПВ как рок-формации. Именно как «формация» сообщество творчески разнонаправленных векторов это и было тогда наиболее интересным и захватывающим.

Роман Неумоев, творческий лидер и фронт-мен ИПВ

ОЛЕГ МАНАГЕР И ГРУППА «СНЕЖНЫЕ БАРСЫ».

«Роскошный человек и роскошная группа. Вместе с тем, дитя, если не погибшее в чреве, то мертворожденное. Проект сей был хорош. Как некая идея, интересная при обсуждении деталей ее реализации, с сопутствующими ей интригами и африканскими страстями.

Олег Судаков

на фото Олег Судаков, в конце 80-х

О том же, что в результате всего этого вышло, лучше всего сказал герой Тюменской тусовки, фюрер местных металлистов Пол-Пот: „Я вот чувствую, что парень что-то сказать хочет… но сейчас не о том говорить нужно, да и не так, наверное“. Для меня песни Манагера явились настоящим откровением. Редко бывает, чтобы человек и говорить и петь мог одинаково хорошо, тут уж или — или, а у Манагера это получается, он тебе и велеречив, и певуч. Тягучие азиатские, однообразные мелодии его песен дополняются вокалом, который можно назвать героическим „То дрожащий, то хрипящий, то зовущий, то скорбящий“. И, что интересно, как я не пытался найти всему этому аналогию, так признаться и не нашел. Манагер сам себя выдумал. Не умея толком ни на чем играть, имея о музыке, скажем так, весьма своеобразное представление, он решил, что это тот путь, по которому он должен идти и на котором он добьется своего. Следует отметить чрезмерную структурализацию музыки, концепция вырастает из текстов, наивно мило и несъедобно, как острые груди восьмиклассницы. Очень интересно слушать все это в авторском исполнении, с комментариями, за чашкой чая, на кухне… На концерте имидж Манагера… Хотя постойте, как раз имиджа то и не было, не было пресловутого лирического героя, да-да, это был просто Манагер, неожиданно попавший в нехарактерную для себя обстановку, и поэтому не знавший, как себя вести. Смотреть на него было натуральным образом жалко. Нелепая фигура в вельветовой куртке и домашних штанах, судорожно соображающая, что бы из себя изобразить в свете декларируемых идей. „Жесток!“ — скажете вы? Да нет, просто я не мог подобрать слов других, может оно все и не так было, а может так все быть и должно. Все же это честнее, чем принимать позу, ничего при этом не чувствуя. Добавлю, что на сцене я испытывал гамму чувств разнообразнейших — от стыда, о котором я давненько на сцене не вспоминал, какого-то тинейджеровского страха, до ненависти, неосознанной, и, поэтому еще более страшной, желание показать им всем, дать говна и тому подобное. Не испытывал я только радости, что очень обидно.

Работать с Манагером очень интересно, так же, например, как заниматься структурной лингвистикой или переводить из „РОЛИНГ СТОУН“, и дает это для тебя не так уж мало, это своеобразная гимнастика для ума, если угодно — игра в бисер.

Хочется надеяться и на какое-то развитие, канонизацию что ли. Например, было бы очень интересно, если Манагер, помимо пения в духе старых добрых традиций, общался бы с залом, поясняя свои идеи, или читал лекции по животрепещущим проблемам современности. У него это должно хорошо получиться.»