Повседневная жизнь языческой Руси - [44]

Придя на поле, пахарь целовал землю, что считалось крайне важным и значимым: ведь земля до пахоты воспринималась как спящая, ее надо было пробудить, оплодотворить, а после этого нельзя было ковырять, тыкать палкой или носком сапога. Проведя первую борозду, пахарь закапывал в нее какой-либо подарок: яйцо, кусок хлеба, мясо или другую пищу. При первой пахоте проводили три-четыре борозды, так как это был ритуал начала сельскохозяйственного цикла, и важнее было совершить этот ритуал достойно, обеспечить успех в дальнейшем, чем вспахать все поле быстро и сразу.

За пахотой следовал сев. Нельзя было ошибиться с выбором времени для его совершения. Существовала масса примет, производилась масса гаданий, которые должны были подсказать, когда начинать сев, какой сев будет лучше (ранний или поздний), что и как делать. Так, к примеру, при раннем севе важно было ясное утро, при позднем — ясный вечер накануне. Ранний сев угадывали, если отец дойдет до середины поля раньше сына; если же наоборот, то сев должен быть поздним. Верной приметой были первые распустившиеся листочки на березах в лесу. Зацвела калина — пора сеять ячмень, зацвела черемуха — пшеницу, если цветут лютики и земляника, то настало время сеять овес и гречиху. В день сева ничего и никому не давали в долг, не дарили и не продавали, веря, что это предотвратит переход удачи в чужие руки. А если по пути на пашню встречали женщину, то тут же поворачивали назад, чтоб не быть беде. Сеятель, как и пахарь, должен был быть молодым и здоровым, чистым и удачливым, с «легкой рукой». Разбрасывали семена только по ветру, а не против ветра. В процессе работы нельзя было сквернословить, чтобы не привлечь нечистую силу, чертей, которые напустят сорняки. Весь ритуал первого сева воспринимался как «оплодотворение» земли, отсюда ритуальная нагота сеятеля. В ряде русских областей (Вологодской, Московской, Симбирской, Олонецкой) хозяин поля до начала сева и после него садился обнаженным на коня и объезжал поле. В Брянской области перед севом хозяин с хозяйкой катались по земле, чтобы «удвоить» будущие колосья.

Сев был настолько важным событием в жизни язычников-земледельцев, что его ритуальное действо вошло во все славянские культуры. В первый день нового года мальчики заходили в каждый дом и обсыпали пшеницей, рожью и ячменем красный угол избы и хозяев. Этот обряд «засевания» был связан с прогнозированием нового урожая и сопровождался словами вроде: «Сею, посеваю, с новым годом поздравляю!», «Из одного колосочка будет жита бочка» и др.[140]

Как только ростки озимых достигали «на глаз» размеров «с ложку» (то есть совпадали по длине с деревянной ложкой с ручкой), совершалось «хождение в жито». Эта народная традиция просуществовала до начала XX столетия. Она представляла собой ритуальную процессию, которая в определенные дни выходила в поле и там проводила ряд обрядов с гаданиями и приметами. Чаще всего в состав небольшой группы входили девушки, парни и дети, но могли участвовать и молодые женщины. Они брали с собой яйца и выпечку, на краю поля или у леса разводили костер, жарили яичницу, а затем либо обходили поля, поедая эту ритуальную пищу, либо съедали ее у костра, а остатки закапывали в полях. Кроме того, они подбрасывали вверх ложки, яйца или скорлупу от них и произносили заклинания типа: «Пусть рожь такая высокая уродится, как высоко ложка поднимется»[141]. Все это должно было ускорить рост посевов.

В Полесье долго существовал обряд «вождения, проводов стрелы», совершавшийся в конце весны. Группа людей обходила поле, водила хороводы с песнями с зачином: «Летела стрела да вдоль села…» После этого стрелу, символизирующую собой молнию, закапывали в поле вместе с женскими украшениями. Такой обход поля призван был проводить весну и предотвратить летние грозы.

Если вспахивание и засевание поля знаменовали начало цикла сельскохозяйственных работ, то жатва знаменовала его окончание. При этом и сама жатва четко делилась на начало («зажинки») и конец («дожинки»). И то и другое отмечалось рядом ритуальных обрядов. Урожай зерновых либо косили косой, что совершали мужчины, либо жали серпом, тогда это делали женщины. Отсюда жатва — совместный труд, объединяющий мужское и женское население и осмысляемый поэтому в рамках совместного обряда. Сначала хозяин с хозяйкой совершали ритуальный зажин, то есть срезали по горсти колосьев с четырех концов поля. Делалось это для того, чтобы ведьмы и колдуны не забрали урожай себе. Далее следовало выбрать надежную «зажинщицу» — молодую здоровую сильную женщину, у которой всегда спорилась любая работа. Она начинала общую жатву и как бы гарантировала ее протекание так же легко и без травм для всех, как это делала она сама. Требования к зажинщице были примерно те же, что и к пахарю-сеятелю: мытье накануне жатвы, чистая белая одежда, хлеб и соль, взятые с собой и положенные на первые срезанные колосья, а затем возвращенные в дом вместе с горстью первых зерен. Обычно у русских и белорусов зажинщица начинала свой обряд в субботу под вечер, чтобы успеть до захода солнца увязать первый сноп. Не стоит даже напоминать о том, что беременная женщина ни при каких условиях не могла становиться зажинщицей, ей даже запрещалось посещать поле во время начала жатвы.