Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - [66]

Пятого декабря 1744 года из Московской полицмейстерской канцелярии в Сыскной приказ был прислан Матвей Цыганов, назвавшийся беглым «фабричным» Большого суконного двора. Каким образом он, в начале 1742-го сосланный на вечную каторгу, вновь оказался в Москве и при каких обстоятельствах очутился в полиции? Из доношения Московской полицмейстерской канцелярии мы знаем, что 1 декабря 1744 года Цыганов был пойман дозорными десятскими седьмой команды на одной из московских улиц «в хождении в неуказных часех». На допросе в полиции задержанный поведал, что в 1742 году он попал в Сыскной приказ, был бит кнутом и с прочими «мошенниками» сослан в Оренбург. При этом Матвей утверждал, что «в нынешнем 744 году в ыюне месяце по Всемилостивейшему Ея Императорского Величества указу ис той ссылки свобожен, дан ему из Аренбурху пашпорт, с которым он дошел до Нижняго Новгорода и в том городе оной пашпорт в пьянстве утратил».

Стратегию поведения укрывавшегося в Москве беглого каторжника, которого угораздило ночью наткнуться на полицейский дозор, понять несложно. На допросе «ссыльный утеклец» решил назваться беглым «фабричным», рассчитывая отделаться отсылкой на Большой суконный двор, откуда несложно было бежать снова. Однако одно обстоятельство выдавало в нем бывалого преступника — следы кнута на его спине. Этого в XVIII веке хватало, чтобы считать человека «подозрительным». Носителю зловещих знаков на спине нужно было дать какое-то объяснение их происхождению. Тогда он и решил признаться в своем ссыльном прошлом, придумав при этом историю о всемилостивейшем прощении и утерянном «в пьянстве» паспорте.

Но не тут-то было! Полицейские чиновники «определили» отослать «подозрительного» человека в Сыскной приказ. Там быстро выяснили, что «вышеписанной Матвей Цыганов держался по делу доносителя Ивана Каина, прошлого 1742 году генваря 10 дня в роспросе и с розыску винился в мошенничестве… и с наказанием кнутом послан в ссылку в Оренбург в работу вечно». Теперь, когда Цыгану нечего было скрывать, на допросе в Сыскном приказе 14 января 1745 года он поведал историю своего побега и горемычной жизни в московских трущобах.

Проработав три года в Оренбурге, он в апреле 1744-го бежал вместе с одиннадцатью другими каторжниками. По дороге беглецы «кормились Христовым именем», а ночевали у сердобольных крестьян. Шли осторожно, минуя заставы «ночным временем», а дойдя до Симбирска, разошлись. Матвей в одиночестве отправился в Москву, куда добрался только в ноябре. Полгода понадобилось ему, чтобы вернуться из сибирской ссылки в родные московские трущобы! На вопрос следователя, где же он жил в Москве, Матвей Цыган ответил: в Москве он «ни у кого житьем не живал, потому что бес письменного виду никто ево, Матвея, жить не пускал, а начевывал он всё в разных ямских слободах в овинах». Наконец, беглец рассказал и о том, как он попался в руки охранявших покой ночной Москвы дозорных: «И сего декабря 1 дня, как он, Матвей, шел на Покровскую большую улицу для смотрения иллюменации, которую он, Матвей, и смотрел. И после того смотру пошел было он для начевания в Переславскую Ямскую слободу, и как де будет промеж Покровских и Яуских ворот, и в то время, нашед на него, Матвея, дозорные десяцкие и, взяв ево… отвели в съезжий двор». После допроса задержанный был «осматриван», благодаря чему в деле сохранилось описание его внешности: «…росту среднего, лицом смугл, шедровит (то есть рябоват. — Е.А.), глаза карие, нос небольшой, бороды и уса нет, волосы на голове чермные (то есть рыжие. — Е.А.)».

Как часто бывало в Сыскном приказе, решение дела о Матвее Гаврилове затянулось. Лишь 18 марта 1745 года, спустя два месяца после допроса, арестант «был взят в застенок и в побеге ис Оренбурха и других воровствах пытан впервые». Во время пытки «было ему пятнатцать ударов» кнутом, и при этом после каждого удара его допрашивали «в утечке из ссылке, и не был ли где на воровствах». Но новых показаний следователи от колодника не добились — он «сказал то ж, что в роспросе говорил». Приговор последовал 14 мая 1745 года: «…определили показанному суконщику Матвею Цыганову за побег из ссылки из Оренбурха учинить наказание — бить кнутом, дать дватцать ударов — и, по учинению наказания, ево, Цыганова, сослать по-прежнему в Оренбурх в работу вечно»[339].

Наша третья встреча с Цыганом также связана с именем Ивана Каина. Пока Матвей трудился на сибирской каторге, его бывший товарищ по «мошенничествам» стал официальным «доносителем» и «сыщиком» Сыскного приказа, с 1742 по 1748 год ловил и приводил в приказ воров, беглых, скупщиков краденого и т. п. Однако в 1749 году началось громкое расследование дела о преступлениях самого «сыщика из воров». На одном из допросов Каин показал: в декабре 1747 года его осведомитель сообщил, что в кирпичных сараях близ Донского монастыря ночевал сбежавший с каторги Цыган. Поймав его, Каин обнаружил, что «взять с него за бедностью нечего». Беглец умолял его не арестовывать, уверяя, что сам намеревается явиться в Сыскной приказ. Каин, якобы пожалев бывшего приятеля, отпустил его