Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - [135]
И только 28 июня 1755 года в Юстиц-коллегию из Сыскного приказа было подано доношение об окончании следствия о воре Каине, к которому прилагались «обстоятельные выписки и краткие экстракты» с «мнением» Сыскного приказа по поводу наказания преступника. Обвинение против «вора Каина» строилось на основании сенатского указа 1744 года, запрещавшего Каину под страхом наказания чинить обиды и разорения невиновным; Соборного уложения 1649 года (статьи о воровстве, разбое, неповиновении властям, обидах и бесчестии), Новоуказных (не вошедших в Уложение) статей, Воинского артикула, Морского устава, указов 1718–1730 годов о наказании преступников. По «мнению» судей Сыскного приказа, в силу этих законов Каину надлежало «учинить смертную казнь: колесовав отсечь голову». Дело было передано на рассмотрение в Юстиц-коллегию, а оттуда 24 января 1756 года в Сенат. В высшей судебной инстанции постановили поступить с Каином в силу указа от 30 сентября 1754 года — учинить «наказание кнутом и, вырезав ноздри, поставить на лбу „В“, на щеках на одной „О“ и на другой „Р“ и, по учинении того наказания, заклепав в кандалы, сослать до указу в тяшкую работу в Рогервик».
Последняя запись в этом деле лаконично свидетельствует о том, что в 1756 году приговор был приведен в исполнение: «Послан (в ссылку. — Е.А.) с салдатом Трофимом Грачевым марта 29 дня»[637].
Послесловие
В отличие от предшествующих историков, из-под пера которых вышли блистательные жизнеописания известного «вора и сыщика», в этой книге мы попытались рассмотреть мир вокруг Ваньки Каина, то есть преступную среду Москвы 30–40-х годов XVIII века.
Такой ракурс изучения источников, связанных с личностью «доносителя из воров», позволил убедиться в том, что в Москве в эти годы уже существовала особая преступная субкультура. Вместе с тем можно увидеть и некоторые отличия сообщества тогдашних московских «мошенников» от преступников XIX–XX столетий. Так, воровской мир Москвы во времена Ваньки Каина еще не был жестко структурирован и скреплен законами. Он представлял собой слабо оформленное сообщество преступников, обладавших достаточной степенью свободы в определении сферы своей деятельности и выборе сообщников. Бродячий образ жизни растворял «мошенников», многие из которых постоянно находились «в бегах», в более массовой и разнородной околопреступной среде, представители которой хотя и не совершали уголовных преступлений, всё же являлись маргиналами. Многочисленные «беспаспортные» беглые крестьяне, дворовые, солдаты, «ссыльные утеклецы», которые наводняли Москву в виде нищих, бурлаков, наемных рабочих, составляли своеобразный фон для преступников.
При этом нет сомнений в том, что многие профессиональные воры действительно составляли единое сообщество. Его представители обучались «воровскому ремеслу», организованно совершали преступления, носили клички и использовали особый жаргон, имели свои собственные нормы поведения в повседневной и праздничной жизни, собирались для ночевки в притонах даже в самом центре Москвы, вблизи кремлевских стен.
«Мошенниками» во времена Ваньки Каина становились люди, чьи биографии, при уникальности каждой из них, имеют некоторые общие черты. Большинство профессиональных воров Москвы 30–40-х годов XVIII века являлись представителями новых маргинальных и полумаргинальных групп, образовавшихся вследствие петровской перестройки армии и промышленности (беглые солдаты, «фабричные», солдатские дети, малолетние воспитанники Московской гарнизонной школы). Причем многие «мошенники», относящиеся к этим криминогенным группам, являлись выходцами из других социальных слоев (посадских и крестьян). В путях их маргинализации, кажется, угадываются новые формы отношений между личностью и социумом (постепенное разрушение посадской общины и системы круговой поруки в городах[638]), а также между личностью и государством (превращение человека в безликую часть государственной машины).
Исследователи западноевропейской преступности констатировали постепенную «модернизацию» форм криминального поведения при переходе от Средневековья к Новому времени. Некоторые ученые для объяснения этого процесса используют концепцию Violence-to-thief («от насилия к краже»), согласно которой вместе с развитием частной собственности, накоплением богатства, ростом промышленности, урбанизацией, а также большей цивилизованностью нравов происходит постепенная эволюция форм преступлений против собственности — от насильственных (нападений разбойных банд) к более квалифицированным и изощренным кражам без использования насилия, практикуемым профессиональными карманниками и взломщиками в больших городах[639]. Можно предположить, что в России в первой половине XVIII века, после Петровских реформ также сложилась городская преступная среда «нового типа», для которой была характерна более высокая, чем прежде, степень квалификации и внутренней организации (что, кстати, значительно понижало степень использования насилия при совершении имущественных преступлений). Эта преступная среда в будущем и превратилась в «блатной» мир, хорошо известный по художественной, мемуарной и криминологической литературе второй половины XIX — начала XX века (произведениям романиста В. В. Крестовского, бытописателя В. А. Гиляровского, исследованиям юриста М. Н. Гернета и др.).
Личность Петра I и порожденная им эпоха преобразований — отправная точка для большинства споров об исторической судьбе России. В общественную дискуссию о том, как именно изменил страну ее первый император, особый вклад вносят работы профессиональных исследователей, посвятивших свою карьеру изучению петровского правления. Таким специалистом был Дмитрий Олегович Серов (1963–2019) — один из лучших знатоков этого периода, работавший на стыке исторической науки и истории права. Прекрасно осведомленный о специфике работы петровских учреждений, ученый был в то же время и мастером исторической биографии: совокупность его работ позволяет увидеть эпоху во всей ее многоликости, глубже понять ее особенности и значение. Сборник статей Д. О. Серова, приуроченный к 350-летию со дня рождения Петра I, знакомит читателя с работами исследователя, посвященными законотворчеству, институциям и людям того времени.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть населения России.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.