Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - [134]
Девятнадцатого марта 1749 года А. Д. Татищев обратился к самой императрице (!) с докладом (его подлинник сохранился среди документов Кабинета ее императорского величества). Московский генерал-полицмейстер сообщил: в результате расследования дела по челобитью солдата Федора Тарасова об увозе его дочери выяснилось, что «определенной в Москве по указу ис Правительствующаго Сената при Сыскном приказе для сыску воров и разбойников доноситель Иван Каин под видом искоренения таковых злодеев чинил в Москве многие воровства, и разбои, и многие грабежи, и, сверх того, здешним многим же обывателем только для одних своих прибытков немалые разорении и нападки». Татищев ссылался на сенатский указ 1744 года, обязывавший Каина «никому посторонним обид не чинить и напрасно не клеветать», а также на указ Московской конторы тайных розыскных дел 1745 года, в котором «под страхом смертные казни объявлено ему с подпиской, ежели впредь он сверх должности своей явится в каких наималейших воровствах и взятках, то поступлено будет с ним по указом». «Но он, Каин, — продолжал генерал-полицмейстер, — невзирая ни на что, как о том выше сего объявлено, вместо поимки воров, имея у себя товарищев фабричных и солдат, чинил многие воровства, грабежи, и разбои, и противные указом поступки, что уже ныне при бытности моей в Москве и самим делом открылось, в чем Каин и сам во всех тех своих преступлениях без всякого ему истязания, только по одному увещанию, принес повинною». В докладе особо отмечалось, что доносителю покровительствовали чиновники Сыскного приказа — судьи, секретари и протоколист, «которых он за то, что б ево остерегали, даривал и многократно в домех у них бывал, и как между приятелей, обыкновенно пивал у них чай, а с некоторыми и в карты игрывал». Упомянул генерал-полицмейстер и про обвинения во взятках, возведенные Каином, между прочим, на прокурора Московской сенатской конторы А. Г. Щербинина, присутствующего Московской полицмейстерской канцелярии А. С. Воейкова и прочих высокопоставленных должностных лиц различных московских государственных учреждений. Завершил доклад Татищев «всеподданнейшим мнением»: «…наискорее б то ево, Каиново, и ево сообщников воровство исследовано и пресечено быть могло, ежели б ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО изволили указать особливую для того комиссию учинить». Необходимость создания особой комиссии для расследования преступлений бывшего доносителя обосновывалась таким образом: «…ежели о всем том следовать в Главной полиции, то в настоящих по должности моей делах может последовать совершенная остоновка […] а Сыскному приказу об нем, Каине, и о сообщниках ево следовать за вышеписанными ясным подозрением не только невозможно, но и весьма опасно, чтоб и большему воровству и разбоям ему, Каину, с ево сообщниками попущения не учинилось». К докладу прилагался «экстракт» (краткий пересказ) дела о преступлениях Каина[635].
Двадцать пятого июня последовал указ «за подписанием Ея Императорского Величества собственныя руки» об отрешении отдел Сыскного приказа судей и всех приказных служителей, оговоренных Каином, а также о создании для расследования дела о «воре Каине» особого следствия (в его состав определялись чиновники Юстиц-коллегии, Канцелярии конфискации, Вотчинной коллегии и других мест) и формировании нового штата Сыскного приказа. Хотя с началом дела о преступлениях бывшего доносителя чиновники Сыскного приказа и были «отрешены от дел», всё же впоследствии многие из них были возвращены на службу и лишь некоторые канцеляристы подверглись штрафам или наказанию батогами[636].
Расследование дела о «воре Каине» затянулось. 12 марта 1752 года на приказ Сената отчитаться, «от чего при том медление чинитца и какое исполнение учинено», из следственной комиссии было «доношением ответствовано»: «…подлежащих к допросам и очным ставкам требуетца 36 человек, в том числе московских купцов Андрея Кандратьева, да Сергея Осипова, о которых по справкам явилось, что Кандратьев з данным из Московского магистрата пашпортом отпущен для собрания вексельных долгов, а Осипов отпущен в Галандию, да не сыскано чрез полицию 11 человек, зачем оказанному Каину третичного розыску не окончано». В свою очередь, Сенат послал комиссии другой указ: «…велеть кого ис подлежащих к тому следствию людей сыскать можно, тех во всякой скорости сыскать и оное следствие и вышеозначенному вору Каину указныя пытки окончать без всякого продолжения». Но дело быстрее не двигалось…
Через полтора года, 24 июля 1753-го, последовал сенатский указ о расформировании следственной комиссии и передаче «следственного дела со всем произведением и вора Каина с товарищи» для «доследования» в Сыскной приказ; задействованным в работе комиссии судьям, секретарю и приказным служителям велено снова быть «в определенных им местах».
И только 28 июня 1755 года в Юстиц-коллегию из Сыскного приказа было подано доношение об окончании следствия о воре Каине, к которому прилагались «обстоятельные выписки и краткие экстракты» с «мнением» Сыскного приказа по поводу наказания преступника. Обвинение против «вора Каина» строилось на основании сенатского указа 1744 года, запрещавшего Каину под страхом наказания чинить обиды и разорения невиновным; Соборного уложения 1649 года (статьи о воровстве, разбое, неповиновении властям, обидах и бесчестии), Новоуказных (не вошедших в Уложение) статей, Воинского артикула, Морского устава, указов 1718–1730 годов о наказании преступников. По «мнению» судей Сыскного приказа, в силу этих законов Каину надлежало «учинить смертную казнь: колесовав отсечь голову». Дело было передано на рассмотрение в Юстиц-коллегию, а оттуда 24 января 1756 года в Сенат. В высшей судебной инстанции постановили поступить с Каином в силу указа от 30 сентября 1754 года — учинить «наказание кнутом и, вырезав ноздри, поставить на лбу „В“, на щеках на одной „О“ и на другой „Р“ и, по учинении того наказания, заклепав в кандалы, сослать до указу в тяшкую работу в Рогервик».
