Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - [71]

.

Итак, им надо выбрать короля. Встав в кружок, они вытягивают правые руки и кладут их одну на другую, как придется; потом они их одну за другой убирают, на счет; когда звучит число «десять», тот, чья очередь убирать руку, становится королем. Король — Бодон, его коронуют соломенной шапкой. Он спрашивает Готье Упрямца: «Скажи мне, Готье, ты когда-нибудь ревновал?» — «Да, государь, второго дня, когда в двери моей подруги постучалась собака: я думал, это мужчина». Ответ виллана: виллан всегда ревнив. Вопрос Робену: «Робен, когда скотина родится, как узнать, что это самка?» Возмущение Робена и возмущение Марион. Вопрос Юару: «Скажи нам, Юар: что ты больше всего любишь из еды?» — «Добрый свиной зад, государь, тяжелый и жирный, с густой подливкой из чеснока и орехов». За этим следуют вопросы и ответы такого же рода. Мы среди вилланов.

В городе, в Париже, в кругу школяров развлечения приобретали особый характер. Школяры — народ молодой и буйный, они забавлялись по-своему.

Когда вафельщик вечером шел по улицам, крича, что продаются вафли и трубочки, которые он нес в корзинах под белой салфеткой, его подзывали бюргеры, но чаще студенты, приглашая подняться к ним и сыграть на свою выпечку в кости; если, удачно выбросив шестерку, они выигрывали, то вывешивали корзины за окно, как трофей, радуясь своей победе, и вафельщик отправлялся прочь, громко сетуя на свою потерю, чтобы привлечь новых покупателей[311].

У студентов были свои корпоративные праздники. Когда один из них, став магистром, отмечал свое повышение, он задавал пир, заканчивавшийся шумными танцами и хороводами под громкое пение, и эти увеселения, которым студенты предавались в цветочных венках, как миряне на свадьбе, угрюмые моралисты именовали дьявольскими процессиями[312].

По-своему праздновали они и день своего патрона — святого Николая, 6 декабря, растягивая этот праздник до самого Рождества. В частности, они устраивали драматические представления — «миракли», в которых сами и играли. Однако на эти развлечения школяров в качестве зрителей приглашались и миряне, равно как и на постановки литургических драм, исполнявшихся на Рождество и на Пасху клириками в церквах или на папертях.

Но если было развлечение, которое нравилось всем и интересовало все классы общества, так это танцы.

Некоторые танцы исполняли профессионалы — жонглеры, мужчины или женщины. В основном это были танцы акробатические, как «танец Иродиады», короткий сюжетный танец, где жонглерка, изображающая Саломею, исполняла много элементов, требовавших силы и гибкости[313]. Но чаще всего танцами развлекались любители.

Иногда танец принимал характер религиозной манифестации, когда, например, мужчины и женщины под песни водили хоровод в церкви или вокруг церкви, а потом, внезапно останавливаясь, начинали пантомимой изображать работу, которой они, вопреки церковному запрету, занимались в нерабочие, праздничные дни, — труд пахарей, сапожников и кожевников, прядильщиц и ткачих, лиц всякого ремесла; после этого они складывали свои дары к алтарю[314]. Против этих суеверных танцевальных обрядов, не признаваемых церковью, епископы и соборы постоянно метали громы и молнии, равно как и против светских танцев, которые народ устраивал на улицах и на городских площадях. Но с такими обычаями, вытекавшими из извращенного религиозного инстинкта, было легче справиться, чем с играми, порожденными мирским духом.

Вилланы плясали на лугах и у себя в деревнях, а парижское население шло танцевать в Сен-Жермен; народ начинал танцевать на улицах днем и ночью по любому поводу, и для куртуазного общества танец тоже был одним из излюбленных развлечений.

Танцы пастухов соответствовали нравам людей этого круга: во время этих плясок молодой виллан, неистово махая руками, изо всех сил показывал свою прыть перед товарищами. Вот Робен: он танцует для Марион, которая просит его «устроить немного праздника» и одно за другим называет ему все танцевальные движения, которые он умеет делать, а он исполняет их: «пройтись ногами», «сделать поворот головой», «сделать поворот руками», пройтись «колесом»; после всех этих упражнений, когда он как следует покружился, у него растрепались волосы[315]. Другие же, танцуя, для смеха изображали «немого», или «пьяного», или «паломника». А когда в танце участвовало много людей, они под звуки барабана и свирели «заводили трешу» — фарандолу, в ходе которой во главе с музыкантом кружились вокруг молодого вяза, притом руководил танцем умелый плясун.

При исполнении кароле танцоры тоже становились цепочкой и двигались в такт под песню, а порой под звуки инструментов; это был ритмичный танец, подходивший людям воспитанным, где изящество было важней, чем фортели. «Обычно он состоит в чередовании трех шагов, которые танцор делает в такт влево, и покачиваний на месте; на три шага звучит один или два стиха, покачиваются под рефрен. Ведет эту разновидность бранля корифей, а слова песни распределяются между ним и другими танцорами». Этим видом танца многие очень увлекались.

Примечательно, что танцами занимались не только для собственного удовольствия: их также исполняли как спектакли, и это делали даже любители. Зрителей танцы интересовали не меньше, чем участников. Часто мужчины предпочитали смотреть на танцующих, чем танцевать самим, предоставляя дамам демонстрировать себя; это было таким увеселением для публики, что в одном романе компания сеньоров и дам отправляется развлекать подобным представлением рыцарей, раненных на турнире.