Повседневная жизнь средневековой Москвы - [128]

.

В 1585 году упоминаются первые часы на Спасской, Ризоположенской (Троицкой) и Тайницкой башнях Кремля, стоявшие в специальных шатрах. В 1624— 1625 годах спасские часы перестроили под руководством англичанина Христофора Галловея, а для боя отлили 13 колоколов. Вскоре часы сгорели и Галловею пришлось их восстанавливать. Еще раз главные московские часы горели в 1654 году и вскоре опять были восстановлены. Мейерберг указывает, что они отмеряли «ровные», а не «косые» часы: «Часы сии показывают время от восхождения до заката солнца. В летний солнечный поворот, когда дни бывают самые долгие, когда ночь в 7 часов, эта машина показывает и бьет 17 часов дневных. Утвержденное над часовою доской неподвижное изображение солнца лучом своим показывает часы, означенные на часовом круге. Это самые большие часы в Москве».

Спасские куранты отличались не только громким звоном (по свидетельству Павла Алеппского, видимо, преувеличенному, он был слышен «более чем на 10 верст»), но и особым великолепием. Циферблат украшало изображение небесного свода со звездами и светилами, вокруг были расположены слова молитвы и знаки зодиака. Сходным было и оформление часов на других кремлевских башнях. Еще двое часов были установлены во дворце — в башне Набережного сада и в башне Конюшенного дворца. Башенные часы были и в царских загородных усадьбах, а солнечные — в монастырях, на дворах вельмож и т. д. Такие часы сохранились с внутренней стороны ворот Новодевичьего монастыря и (в перестроенном виде) на фасаде здания Печатного двора, а затем Синодальной типографии на Никольской улице. Нельзя не сказать, что солнечные часы появились на Руси гораздо раньше механических. Они были обнаружены при реставрации Спасо-Преображенского собора в Чернигове — архитектурного памятника первой половины XI века. По всей видимости, были они и в других крупных древнерусских городах, быть может, и в Москве XIV столетия.

Специалисты-часовщики, обслуживавшие кремлевские башенные часы, упоминаются уже в 1585 году. При часах на Ризоположенской башне их было даже двое. Работа эта была весьма ответственной, поэтому с часовщика брали обязательство: «…у дела на Спасской башне в часовниках не пить и не бражничать с чернью и карты не играть и вином и табаком не торговать и воровским людем стану и приезду не держать». Тем не менее в работе Спасских курантов случались и сбои. Так, часовщик Троицкой башни доносил: «В прошлом, 7196 (1688. — С. Ш.) году часовщика Спасской башни Андрияна Данилова не стало, а по смерти осталась его вдова Улита бездетна и безродна. И живет она на той Спасской башне и часы держит неуставно, по многие времена часы мешаютца передачею часов дневных и нощных. Бывает, у нее один час продлитца против двух часов, а в нынешнее время, бывает, в одном часе два часа поскорит»^{546}. Как сообщает всё тот же Мейерберг, ночью звон кремлевских часов повторяли все сторожа ударами в желоба или колотушки, демонстрируя свое присутствие на посту.

Часы, виденные Мейербергом, просуществовали до Петровской эпохи; в 1706 году по велению царя их сменили на новые, с двенадцатичасовым циферблатом. К этому времени к идее «ровного» часа знатные москвичи могли уже привыкнуть — ведь часы, стоявшие в царском дворце и боярских хоромах, были западноевропейского производства и, следовательно, отмеряли 24 ровных часа, если, конечно, не предположить, что их переделывал на русский лад местный умелец. Вероятнее всего, русские аристократы XVII века приноравливали ход «немецких» часов к строю окружающей жизни и каждый раз совершали по ним необходимые вычисления. Вероятно, это было совсем не трудно, раз в покоях шестилетнего брата царя были часы. Вряд ли сам царевич Иван Михайлович уже умел по ним узнавать время, однако управлять такими часами вполне мог его «дядька» Глеб Иванович Морозов. Несколько часов с будильниками было у царя Михаила Федоровича, а также Алексея Михайловича и Федора Алексеевича^{547}.

Наличие либо отсутствие как городских, так и домашних часов не сильно влияло на распорядок дня, схожий у горожан разных сословий и занятий. От современного он весьма существенно отличался — ранним подъемом, отсутствием утренней трапезы, послеобеденным сном и ранним, по современным меркам, отходом ко сну ночному. Причем вставали рано и летом — с восходом солнца, и зимой — за несколько часов до рассвета.

Для большинства людей «будильником» был петух, третий крик которого приходился на четыре часа утра.

Поднявшись с зарей или до света, москвич начинал день с молитвы — краткой или пространной в зависимости от религиозности. «Домострой» предписывал хозяину дома «утре встав Богу молитися и отпети заутреня и часы[20], а в неделю и в праздник молебен с молитвою и молчанием и с кроткостоянием и единогласно пети и со вниманием слушати и святым кажение…». Как видим, автор наставления предписывал горожанину в обычные дни самому петь молитвы, а в воскресенье и на праздники приглашать к себе в дом священников с кадилами для утреннего молебна. Очевидно, это наставление «Домостроя» обращено к состоятельному москвичу, у которого была своя «крестовая палата». Однако автор не забывал и горожан победнее: «…а где некому пети, ино молится доволне вечере и утре, а мужем отнюдь не погрешити по вся дни церковнаго пения вечерни, заутрени, обедни», то есть нельзя было пропускать и церковные службы