Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [94]

Через час отбой. Спать ложусь в час ночи и, несмотря на нервное перенапряжение, быстро засыпаю. Но сон не был спокойным: часто просыпался, – какие-то чудовища-бронтозавры хотели меня слопать.

9/IX-1941 года

Вечером около 10 часов вновь налет. Нахожусь у себя в комнате на работе. Сижу у окна, слушаю гудение моторов и взрывы падающих фугасных бомб. Подымаюсь на крышу и вижу три огромных пожара. Один где-то за Балтийским заводом, другой за заводом Марти (видимо, в порту) и третий в южном направлении, примерно в районе завода «Электросила». Хотя и жутко, но не так уже страшно, как вчера, начинаю привыкать.

10/IX-1941 года

С утра ездил с частью рабочих на окопные работы в честь Международного юношеского дня. В течение дня было 9-10 воздушных тревог. ‹…›

11/IX-1941 года

Сегодня ночью был самый интенсивный налет. Бомбежке подверглись Свердловский, Октябрьский и Кировский районы. Возникло три крупных пожара. ‹…› С зажигательными бомбами население уже научилось бороться и успешно защищает от них свои дома.

15/IX-1941 года

Сегодня днем в небе над городом наблюдал воздушный бой между нашими и немецкими истребителями. Участвовало около сорока самолетов. Бой начался над Кировским районом и длился около часа, передвигаясь с юга на север. Закончился бой над Выборгским районом. Сбитых самолетов не видел, но, как рассказывают очевидцы, один вражеский самолет рухнул вблизи Ботанического сада.

16/IX-1941 года

Небо заволокло тучами, чуть-чуть моросит дождик. В такую погоду обычно самолеты летают мало. Но сегодня враг воспользовался ею и совершил налет на корабли, стоящие на рейде в гавани и в заливе. Серьезно пострадал недостроенный линкор «Марат», который накануне и в ночь на 16-е здорово беспокоил немцев, посылая из дальнобойных орудий увесистые гостинцы. ‹…›

17/IX-1941 года

В 16 часов поехал домой, чтобы захватить кое-какое барахлишко для спанья, и стал очевидцем необычного события. Тысячи людей, как муравьи, движутся по Московскому шоссе. Дано распоряжение о переселении жителей Кировского и Московского районов в северные районы города, так как эти районы [подвергаются]наиболее интенсивной бомбардировке и артиллерийскому обстрелу. ‹…›

Потрясающая картина: тысячи людей с тысячами узелков – у кого-то на плечах, у кого-то на руках, у кого-то на ручных тележках – движутся непрерывным потоком. Вот мальчик 13–14 лет с котомкой за плечами, набитой картошкой и капустой, бодро шествует рядом со взрослыми и ничтоже сумняшеся напевает себе под нос: «Мать в доме победу кует, а я на войну собираюсь». Ковыляет старушка, опираясь на дубинку, и тащит, родимая, кочан капусты. И жалко, и стыдно за такое поспешное отступление. Бедные мужественные ленинградцы. Ни тени отчаяния. О, многострадальный русский народ. На протяжении всей своей истории несет тяжкие испытания. ‹…›

Хлебный паек урезан уже вдвое для рабочих и втрое для служащих и иждивенцев. И надо думать, что еще более сократится. Самые суровые испытания еще впереди. Бомбежки, голод и канонада, так треплющая нервы.

13 сентября, проезжая на трамвае по мосту Лейтенанта Шмидта, я вынужден был сойти с трамвая и пойти пешком, так как впереди стояло много трамваев. Не успел я сойти с моста, как впереди меня, на расстоянии не более ста метров, с грохотом разорвался артиллерийский снаряд, угодивший в решетку сада, что около Дворца труда. Результат – несколько убитых и раненых, меня бог миловал, остался цел, только моя правая нога сделала в воздухе странное антраша и грузно упала на мостовую, не оторвавшись, однако от туловища. Сделал несколько движений и убедился в том, что, слава аллаху, цел.

Это называется легким видом контузии.

В среду вечером опять был воздушный бой, за который я расстрелял бы часть наших артиллеристов. Что же произошло? А вот что. В юго-западном направлении появилось несколько вражеских самолетов, очевидно, с целью разведывательной, началась пальба из пушек, снаряды рвались вокруг да около, но никакого повреждения самолетам не нанесли. Через 10–15 минут появились наши ястребки (15–20 истребителей), в основном «новодеревенская»[47] авиация. Завязался воздушный бой, окончившийся вничью. Те и другие удалились восвояси без потерь. Но дело не в этом. Возмутительно то, что, несмотря на завязавшийся воздушный бой, наши зенитки продолжали лупить в воздух. Снаряды рвались вокруг. Но, как говорят, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Неумение наших зенитчиков стрелять позволило и тем и другим улететь невредимыми. Представляю себе состояние летчиков в этот момент, мне так и хотелось бы, чтобы кто-нибудь ринулся вниз и с аппетитом расстрелял бы прислугу какого-нибудь орудия.

Вот идиотизм, бездарность и неорганизованность.

У нас так поставлено дело: или проморгают и начнут стрелять, когда враг уже сделал свое дело, или разойдутся, что не поймешь, где свой, где чужой, как и в данном случае. Достаточно какому-нибудь идиоту, а быть может, и умному врагу выпустить один снаряд вверх, как открывается безудержная канонада со всех батарейных точек, неважно, насколько это целесообразно (потом в околотке разберутся), а важно грозно нашуметь без толку.