Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [192]

29 июня [1942 года]

Зашла в ОНО относительно детсада. Никак не найти зава, а тут матери ребят беспризорными оставляют. Там тоже ясность. Устраивайте без всяких направлений, а детсад без направлений не принимает. Скандал сплошной.

Вечером просматривала списки на карточки по 126-му хозяйству. Составлены грязно и небрежно. Одна гражданка записана дважды.

Ходила [в] райамбулаторию узнать об усиленном питании. Еще никакой ясности и точных данных о количестве мест. Предлагают только прикрепление на рацион.

У И-вой из д. 16 ребенок остается дома безнадзорным. Оказывается, в саду карантин по ветрянке, и парень целыми днями сидит взаперти.

30 июня [1942 года]

‹…› Выдача карточек в основном прошла благополучно. Только семья К-вых хотела смошенничать: записали шесть детей, а получать карточки пришли, все же, видимо, побоялись и принесли только пять метрик, несмотря на то что до этого их несколько раз расспрашивали и они упорно повторяли, что детей у них шесть человек.

Подтянулась квартплата, конечно, не обошлось без крокодиловых слез, в частности, у Н-ой, Д-вой и С-вой, но это не помешало их при всем народе хорошо проработать и заставить погасить задолженность.

3–4 июля [1942 года]

Помогала управхозам составить списки на эвакуирующихся. Тут проверка паспортов должна быть, обмер огородов надо делать – в общем, дел хватает.

4 июля собрали народ, подлежащий эвакуации. Разъяснили, что к чему. До разъяснения читала «Ленправду» о сдаче Севастополя, о боях на курском и белгородском направлениях. Потом прочла статью Панферова «Цена ненависти». Слушали сначала 8, потом 15 человек. Мамаши ехать не желают, а те, кто не подлежат эвакуации, просятся уезжать. Ну, видимо, таких тоже не очень будут задерживать. ‹…›

6 июля [1942 года]

К-ва – мать пяти детей. Муж отправлен куда-то с производства. У двух девочек понос, а отправлять, конечно, надо. Дала совет, как сообщить мужу, и, видимо, придется похлопотать насчет риса и картофельной муки, чтобы подлечить девчат. Но откуда начать, не знаю.

Обмерили огороды. 235 кв. м. по культурам разбили. Это только у домов.

У М-з была большая задолженность по квартплате. Ей дали только хлебную карточку. Пришла просить ходатайство о получении карточки с обещанием срочно погасить задолженность. За пять месяцев уже погасила. Достала ей карточку. ‹…›

7 июля [1942 года]

В-ва жила в совершенно темной комнате. Грязнуля ужасная, договорилась с Б-вой, дали комнату с окном, еще не перебралась, но хоть очень довольна, и то хоть что-то. Придется за чистотой понаблюдать. ‹…›

8 июля [1942 года]

Ездила в больницу к Ш-ой. В справочной состояние здоровья описали как слабое, но ходит она довольно хорошо, тогда как увозили ее из дома совсем ползком. Ребенок на даче. Договорилась с другими яслями о его временном содержании, чтобы не увезли его одного, а то дом малютки эвакуируется. Взяла доверенность на получение денег от мужа, надо дать ему телеграмму. ‹…›

Эвакуация идет неудовлетворительно. Не выполняется норма отправки, а потом опять старая история. В городе должны оставаться только здоровые, могущие работать и носить оружие.

9 июля [1942 года]

Ходила к К-вой. Хотела расспросить о здоровье детей. Она раскричалась, расплакалась, что уезжать никуда не будет без мужа, что детей надо не лечить, а кормить лучше, тогда они поправятся. В общем, типичные рассуждения «культурных» людей. Дело кончилось тем, что она докричалась до обморока. Уложили ее, и она вроде заснула. Говорят, накануне дворника расспросила, и он сказал ей, что ее будут насильно отправлять. Беда с этими грамотеями. Что-нибудь да придумают. ‹…›

11 июля [1942 года]

Начинается перерегистрация паспортов. ‹…›

12 июля [1942 года]

Отправка эвакуированных пока обходилась без участия наших, но сегодня проводили Григорьеву с сыном. Удалова болеет. Достала ей белого хлеба.

Не могут ехать М-на – лежит в больнице. Щ-на не может ехать одна, но ее отправляют, а дочерей не отпускают. Не могут выехать Н-ва и Л-ва.

Приехал муж Ш-кой. Дала ему адрес больницы, где лежит его жена. Он поехал туда и узнал, что она накануне умерла. Даже не верится, что это так. Видела я ее совсем недавно. Она так бодро выглядела, хотя видны были жуткие следы дистрофии.

Беседовала с Лукиной. Не знает, что делать. Убедила ее в необходимости отъезда.

14 июля [1942 года]

Провели работу по переселению жильцов в свободные квартиры. Показали вместе с управхозом освободившиеся комнаты. Возникло много споров. Все, к сожалению, желают иметь «дворцы», а грязные комнаты, оставленные предыдущими жильцами, людям занимать не хочется. Остались без жилплощади М-з, М-ва, П-ва. Предложенные комнаты им не нравятся, а заменить их нечем.

15 июля [1942 года]

Пришел пожарный Кузьмин и сделал выговор за непредоставление сведений по группе МПВО 14 июля к 20 часам. А сам принес извещение об этом в 19 час. 30 мин. ‹…›

Составила опись имущества эвакуированных. ‹…›

Техник ЖЭКа обещала быть в половине шестого вечера, чтобы оформить акт выполнения плана ремонта водопровода. Но то, что она обещает, то заранее можно сказать, что не будет выполнено. Никогда не сделает то, что говорит. ‹…›