Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [189]

26 января [1942 год]

Встал в 6 часов. Темно. Холодно. Мороз градусов 30. Сегодня не выпекли хлеба из-за отсутствия воды. В городе жуткие картины: везут на саночках, в ведрах, в чайниках, кувшинах и т. д. воду. Берут в Неве, Фонтанке и где только придется. Если тележка везет хлеб, за ней тысячная очередь. Я остался без хлеба так же, как и все сослуживцы. Воды случайно достал в отделе охраны. Бегал на товарную станцию – достал, но окоченел. Опоздал получить сахар по 150 г на человека – жаль. Городской телефон не работает второй или третий день. Зарплату за декабрь до сего времени не дают. Жизнь жуткая. Радио не работает. Газет нет. В городе пожары от буржуек. Вот это переживания. Кто останется жив, неизвестно.

27 января [1942 год]

Встали дома в 7 часов. Холод адов. На улице 32–35^°. За хлебом колоссальные очереди, и он не везде есть. Наши встали в 7 часов утра и получили только в 5 часов вечера. Я хлопотал через столовую, но дали только на один день за 27-е число, просил, молил, выругали и выгнали, а хлеба не дали. Без блата – ничего. Ходил за обедом на товарную станцию, получил только хряпу – капуста серая. Обед жуткий. Хлеб съел весь. Вечером пришла Лидуська, ей дали только чуть-чуть каши. Смешали капусту и кашу, съели пополам. Кто вперед умрет, не знаю. Ночевали у меня на работе, так как дома невероятный холод. Ну и жизнь. Народ мрет тысячами. Воды нет. По радио объявили, что вместо хлеба можно получить муку. Но где и как?!

28 января [1942 год]

Встал в 6 часов. Слушал радио. Ночевали на работе у меня. Опять жуткий мороз и колоссальные очереди за хлебом. В буфете дают только за старые числа, а сегодня на завтра нет. Лидуське дал свою карточку, но она также хлеба не получала. Как дальше дышать, не знаю. Когда умрем?! Вот жуткий вопрос. Сегодня или завтра? И так глупо, нелепо умирать. По радио передают, что вся Московская область очищена от немцев, но нам от этого не легче. Мы по-прежнему в блокаде и дохнем как мухи.

Дома возился с бабкой. Сажал на горшок, прямо извела. Старые люди здоровее нас. Хозяйка по-прежнему в больнице – везет ей, да и только.

Хлеба не получил так же, как и Лидуська. Ночевать остались у себя на работе. Лидуська у себя.

У сослуживицы Зигмунд умерла мать. Плачет, и разговоры только о покойниках. У девятой платформы целую неделю стоит машина с грудой замерзших тел – что-то жуткое. Водой залиты все улицы. Дворы превращены в уборные, в общем, Ленинград – жуткая картина.

По радио опять передавали, что вместо хлеба дают муку.

31 января [1942 год]

Последний день января. Время летит [с] быстротой молнии, есть нечего, ноги не двигаются. Голод, голод и впереди «царь-голод»… О как это ужасно! Неужели не дождусь, чтобы поесть сравнительно сытно?! Люди так и мрут.

Сегодня оттепель. Спал дома на стульях не раздеваясь, в пальто и шапке. Хотя топили печку, но квартира остужена – холодно. На работу еле добрел в 9 часов.

Весь день ждали карточки, чтобы получить хлеба. Получил в 9 часов вечера и достали немного каши, поел.

1 февраля [1942 года]

Сегодня хорошо спал. Воскресенье. Утром немного закусил супа-воды из овсяных отходов. Ночевали в одной комнате трое. Сегодня теплее. Ноги слабые, но лучше. Лидуська пошла к себе на работу, я к себе, доставать обеды. Ходил на товарную станцию в столовую, получил две порции тухлой каши, порции мизерные. Александра Степановна получила карточки и хлеб, угостила. С Лидуськой ругаемся в дым. Стреляю у всех табак – курить нечего. Радио не работает. Люди по-прежнему мрут. Звонила Муза Григорьевна, обещает куда-то устроить Лидуську. Прошу устроиться в стационар, но пока не выходит. Газет нет. Никаких новостей нет, как в лесу. Пилили дома дрова, устал, выдохся. Вечером угостила чаем с сахаром Александра Степановна.

2 февраля [1942 года]

У всех разговоры о питании. Жуткое дело – голод. Народ мрет, как мухи. Сегодня достал немного сахару и песку – сосу, как ребенок, и этим поддерживаюсь. С утра разругался с Лидуськой из-за обедов и карточек, она объяснила Александре Степановне, что у меня рабочая группа. Вот язык женщины, что помело. Та, конечно, отказывается угощать хлебом или сухарями из бабкиной нормы. Ну не дура ли после этого баба. Разные мы с ней люди, к тому же она упрямая и с гонором, который никому не нужен. Прохлопала мне все дело. Бабка по-прежнему лежит покойницей. Вечером читал письмо от Люси из Павлодара и написали с Александрой Степановной ей ответ, в котором я запросил о возможности к ним приезда на житье. Из Ленинграда все бегут, кто имеет возможность, а остальные мрут. Вечером варили студень из столярного клея и лепешки из овсянки – ничего, но только колючки небезопасны. А есть хочется. Начальник фабрики подал ходатайство о помещении в стационар меня и себя. Обещали, но не знаю, что будет. Все же получишь продукты без очереди. С нетерпением буду ждать. Лидуська весь день бегала за обедами, водой. Света нет. Радио и телефон не работают. Газет нет.

3 февраля [1942 года]

Весьма печальные новости передало сегодня радио. Феодосию опять оставили немцам. В чем дело? Неужели такая же перспектива в отношении нашего Ленинграда. Блокада не прерывается, народ болтает, что их будут окружать, перережут сообщения, и тогда уже прорвать блокаду. Народ по-прежнему умирает от голода. Газет нет. Зарплаты нет. Света нет. Дворы, лестницы и улицы запущены. В столовых и кооперативах ничего нет.