Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [125]

В столице побыл три дня (27–30 марта) и навестил своего старинного друга Митю Поликарпова, работавшего председателем Всесоюзного радиокомитета и одновременно зам. начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Очень сердечно он принял меня, как старого друга и как ленинградца. ‹…› Уполномоченный Штыкова, дирижировавший нашей работой, тов. Алешин счел необходимым послать меня вторично (видимо, понравилась моя оперативность) на линии Москва – Пенза. Эта поездка оказалась труднее. Во-первых, в дороге нас застала пурга, и нам пришлось самим откапывать свой поезд. Во-вторых, дорога здесь одноколейная без автоблокировки, с малой пропускной способностью и маломощными паровозами, к тому же отапливаемыми не углем, а осиновыми дровами. Находился в основном на станции Пачелма в 140 км от Пензы. Пробыл я в ней около 11 дней. Там же я вывихнул левую ногу, опять же в результате снежных заносов и страшной темноты. Два дня я пролежал в постели, а следующие две недели ковылял с тросточкой. Возвратился в Москву 14 апреля, на следующий день выехал в Ленинград с Савеловского вокзала. Предстоял долгий кружной путь: Сонково – Красный Холм – Пестово – Кобожа – Подборовье – Тихвин. В Пестове задержался на четыре дня и имел возможность неплохо провести время. Познакомился там с управляющим Ленинградским отделением треста Лесмашпром Н. Н. Коковцевым, с которым смачно провел пару вечеров. Хотел побывать в родном городе Устюжне, но из-за распутицы не смог. ‹…›

С очередным эшелоном приехал в Волхов. Оттуда вернулся в Тихвин, где встретил двух ленинградских коллег, с которыми пять дней провел на аэродроме в ожидании самолета. Съездил в Бабаево, где надеялся встретить знакомых и отпраздновать с ними 1 Мая. Никаких знакомых не встретил и вынужден был ретироваться, заночевав там одну ночь. Заодно проверил и протолкнул идущие на Ленинград продовольственные грузы. Весь путь от Тихвина до Бабаева был усеян воронками от вражеских бомб, так что дорогу заново отстроили почти всю. Некоторые станции буквально стерты с лица земли. Движение очень медленное. Судите сами: от Тихвина до Бабаева я пробирался около 40 часов (154 км). Около Подборовья 11 км прошел пешком и 50–60 км проехал на автодрезине, езда на которой мне пришлась по вкусу. Сидишь у окна и наблюдаешь, как она подминает под себя рельсы, отмеряя колесами километры… Ехали со скоростью 60–70.

6 мая с трудом удалось попасть в перегруженный самолет. Три человека сели в самолет без разрешения пилота. Командир заметил лишних пассажиров и немедленно приказал им выйти. Они умоляюще смотрели на него и упрашивали взять их с собой. На уговоры командир ответил категорическим отказом и пригрозил:

– Самолет не пойдет, пока не выйдете, – и с этими словами вышел из машины.

Наши самолеты сопровождения – их было три – уже выруливали на старт. Через несколько минут пилот вернулся на борт и захлопнул за собою дверь.

Ну, думаю, все в порядке, всех увезет. Так и получилось.

– А черт возьми, погибать так всем вместе, – выругался пилот и пошел в свою кабину.

Вот и полетели. По пути завернули в Волхов, где к нам присоединились два «Дугласа». Через полчаса эскадрилья «Дугласов» в сопровождении семерки истребителей летела на Ленинград.

С каким благодарным чувством смотрели пассажиры на самолеты сопровождения, которые охраняли нас. Над озером истребители развернулись, покачали крыльями и отправились на свой аэродром. Около восьми часов мы благополучно приземлились на аэродроме Смольное. Нам посчастливилось: на аэродроме оказались машина и шофер, который за десять пачек папирос развез всех пассажиров по домам. Около 10 часов я уже был дома. Старик мой уже погружался в сон и был радостно удивлен моему приезду. Хоть и капризный старик, он был искренне рад моему возвращению.

Итак, моя миссия завершена. Я только одной глупости себе не могу простить. Все, или почти все коллеги воспользовались этой командировкой и успели навестить свои семьи, эвакуированные в восточные районы страны. Я же честно выполнял задание и счел неудобным заниматься личными делами в командировке. Мне было даже несколько не по себе, когда я по собственной инициативе задержался в Пестове на четыре дня. А оказывается, что можно было договориться с Алешиным, но этот последний сам не догадался предложить.

Начальство во всяком случае считало, что навестить семью было можно и даже должно. Вот почему сейчас специально практикуются выезды ответственных работников на Большую землю. И это справедливо. Ведь черт его знает, быть может, эти встречи окажутся последними, так как каждый из нас, проживающий в осажденном городе, подвергается опасности попасть под бомбу или снаряд. Теперь буду ждать удобный момент, чтобы специально выехать к своим любимым Томе, Гале и Боре.

17/VI-1942 г[ода]

В ночь с 13 на 14 марта была объявлена воздушная тревога. Было без четверти час. Сигнал прозвучал через 15 мин. после начала массированного зенитного огня. В это время я находился в РО НКВД у тов. Ми-ва. Заслышав стрельбу, мы спустились вниз. Я поспешил на свой завод. По пути милиционеры рассказали, что в направлении Гавани – Смоленского кладбища они видели спускающегося парашютиста.