Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного - [5]
Ушли в прошлое «отъезды» недовольных государем слуг: ехать было не к кому — разве что за рубеж, к великому князю Литовскому; но это уже означало измену. И родовитые, и незнатные служилые люди не имели утверждённых хартий и «вольностей», однако и здесь действовали определённые правила, которые защищали «место» лица в служебной иерархии (как говорили в то время, «за службу жалует государь поместьем и деньгами, а не отечеством»). Немилость была страшна, но и в этом случае имелся нужный ритуал: опального отправлялся в ссылку или отбывал в свои владения («выпадение» из череды придворных и служебных назначений уже само по себе являлось наказанием) и ожидал прощения, а духовные власти должны были «печаловаться» перед монархом о провинившихся. Нельзя было просто отрубить голову заслуженному боярину без предъявления обвинения и суда Боярской думы. А с мнением бояр приходилось считаться: в 1549 году молодой царь Иван собирался разорвать перемирие с Литвой, не признавшей его царский титул, но не решился из-за протеста бояр, ссылавшихся на неурегулированные отношения с Крымом и Казанью и невозможность войны на три фронта. Теперь же, после введения опричнины, монарх собирался отменить стеснявшие его нормы и традиции, а единственным источником права становилась его «государьская воля».
Однако царь понимал, что провести такие преобразования сложившихся отношений государя с подданными будет нелегко, — у него уже имелся опыт столкновений с княжеско-боярским окружением. К тому времени Россия несколько лет вела войну на западе за овладение землями Ливонского ордена и несколькими епископствами (на территории современных Латвии и Эстонии). Царским войскам поначалу сопутствовал успех: под их ударами орден развалился и Москва впервые получила «нарвское плавание» — выход на Балтику. Но упорное стремление Ивана Грозного завоевать «мало не вся Германия» втянуло Россию в первый в её истории большой европейский конфликт: в борьбу за экономически и стратегически важные земли Прибалтики вступили и Польско-Литовское государство, и Швеция, и Дания, и Священная Римская империя.
Начавшаяся в 1558 году война затягивалась. Обострилась и внутриполитическая борьба: в 1560 году царь отстранил от власти прежнее правительство, ключевую роль в котором играли боярин Алексей Адашев и царский духовник, священник Сильвестр. Опале подверглись фамилия Адашева и родня самого царя — бояре И. Д. Бельский и В. М. Глинский. Победы на войне сменились поражениями: после взятия в 1563 году Полоцка армия боярина П. И. Шуйского в начале 1564 года была разбита. Разъярённый царь казнил смоленского воеводу Никиту Шереметева. Бежавший тогда же в Литву боярин Андрей Курбский обвинил царя в том, что тот «мученическими кровьми праги (пороги. — И.К., А.Б.) церковные обагрил», а через несколько лет в «Истории о великом князе Московском» поведал, как в один день, 16 января 1564 года, по приказу Ивана IV в церкви во время службы были убиты бояре князь Михаил Репнин и князь Юрий Кашин. Суть конфликта якобы была в том, что царь, пригласивший Репнина на пир и, «упившися, начал и с скоморохами в машкарах (масках. — И.К., А.Б.) плясати и сущие пирующие с ним»; когда же Репнин с плачем стал говорить, что христианскому царю не подобает так себя вести, государь потребовал: «Веселись и играй с нами», — и попытался надеть на боярина маску. Тот «отверже ю и потопта»; тогда царь в гневе «отогна его от очей своих», а затем приказал расправиться с ним. Спустя несколько часов на утренней молитве был убит князь Кашин.
Казнь бояр стала грубым нарушением традиционных норм отношений между царём и его советниками. Любопытно, что сам Иван Грозный в переписке с Курбским отрицал свою причастность к ней: «Кровию же никакою праги церковные не обагряем», — хотя имена обоих бояр вошли в составленный в конце его правления «Синодик опальных» — список казнённых по его приказу людей. Репрессии вызвали протест Думы и митрополита. Конфликт вспыхнул после убийства князя Д. Ф. Овчины-Оболенского в том же 1564 году. По одной из версий, князь осмелился попрекнуть царского любимца Фёдора Басманова «гнусною содомией», тот пожаловался своему покровителю, и Овчина-Оболенский был убит псарями. Митрополит и другие бояре, по описанию немца Альберта Шлихтинга, «сочли нужным для себя вразумить тирана воздерживаться от столь жестокого пролития крови своих подданных невинно без всякой причины и проступка». «Несколько поражённый этим внушением и особенно тревожимый стыдом пред верховным священнослужителем, он (царь. — И.К., А.Б.), не находя никаких причин к оправданию, подал надежду на исправление жизни и в продолжение почти шести месяцев оставался в спокойствии. Между тем среди этого нового образа жизни он помышлял, как устроить опричнину, то есть проворных или воинов, стражей своего тела или, скорее, покровителей своей тирании, как бы убийц, чтобы под защитой их охраны явиться на всеобщее избиение», — описывал эту историю немец-опричник>{2}.
Открытое выступление главы церкви и части бояр против казней поставило царя в неловкое положение и показало ему, что «выводить измену», оставаясь в привычном придворном окружении, будет затруднительно. Но Иван IV сумел предпринять решительные и неожиданные меры — и выиграл. Но теперь надо было закрепить успех. Иван приступил к созданию своего опричного владения.
