Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне - [23]

—  Мадам, вы спите, — бросает он изнемогающей графине де Монтолон.

— Нет, сир!

— Который час? Ба! Пора спать.

В одиннадцать часов или в полночь он отпускает всех и уходит в спальню, где Маршан ожидает его, чтобы помочь ему раздеться и лечь в постель. Иногда он просит Лас Каза, Монтолона или Гурго почитать ему. Когда он, наконец, засыпает, Маршан гасит свечи, зажигает ночник и удаляется в свою мансарду, передав свои обязанности дежурному лакею. Ночной звонок часто будит лакея; Император страдает бессонницей, ибо его тело, привыкшее к постоянному напряжению всех сил, в бездействии не может обрести покоя; он встает, зовет лакея, разговаривает, пишет, читает, ходит взад и вперед по своим двум комнатам и засыпает лишь под утро.

Денежный вопрос

Весь этот церемониал установлен с явным и вполне понятным намерением внушить уважение французам и, главное, заставить англичан видеть в Наполеоне живущего в изгнании государя, а вовсе не государственного заключенного, и таким образом дать знать его приверженцам в Европе, что их Император, являющийся жертвой неправедного произвола, все еще окружен маленьким двором сановных лиц, что он работает, пишет, размышляет в ожидании событий, благоприятных для его новых замыслов. Но что происходит за этой ширмой? Как живут люди за закрытыми ставнями бильярдной и императорских апартаментов? И главный вопрос: откуда берутся необходимые деньги и кто оплачивает весь этот дорогостоящий спектакль?

Лицам, сопровождавшим пленника на «Нортумберленде», были даны следующие инструкции:

«Адмиралу Кокбэрну рекомендуется, воспользовавшись этим благоприятным моментом, организовать досмотр багажа генерала. Можно пропустить мебель, книги и вина, а также серебряные изделия, но лишь в том количестве, кое позволяет считать их домашней утварью, а не имуществом, каковое можно использовать в иных целях. Напротив, следует изъять деньги, бриллианты и любые подлежащие продаже векселя».

Следуя указаниям обер-гофмаршала, Маршан, которому было поручено присутствовать при этой унизительной операции — унизительной прежде всего для тех, кто осуществлял ее, — оставил в ящиках только 4 тысячи наполеондоров, то есть приблизительно 80 тысяч франков, которые британцы изъяли, выдав расписку, гласившую, «что эти деньги будут использованы на нужды генерала Буонапарте на Святой Елене».

Они были удивлены, как мало имущества было им представлено для досмотра, ибо, соизмеряя по всей вероятности состояние Императора с величием его славы, они ожидали увидеть горы всяческих богатств там, где их взору предстали жалкие крохи, кои совестно было и показывать. Они не знали, что Император, душой и телом преданный Франции, думал лишь о величии родины и ее благе, и что его бескорыстие оставило бы его после Ватерлоо без гроша, если бы его друзья, такие как герцоги де Виченца и де Бассано и граф де Лавалетг, не собрали для него у банкира Лафитта несколько миллионов, которые шестью годами позже были включены в его завещание.

Итак, 4 тысячи наполеондоров попали в руки его алчных тюремщиков, но еще 12 500, то есть 250 тысяч франков, были в восьми поясах, которые члены свиты скрывали под одеждой вплоть до отплытия на Святую Елену Наполеон называл эту сумму своим «резервом» и своим «запасом на черный день». За счет ежемесячной экономии, сумма достигла 300 тысяч франков и позволила ему сделать выплаты, обозначенные в первой приписке к завещанию.

В Европе у Императора деньги находились на хранении у разных лиц: 800 тысяч у принца Евгения Богарнэ и 3 миллиона 400 тысяч у банкиров Перго и Лафитг, минус 400 тысяч с 1814 года и три миллиона, вынесенных с согласия Фуше из Тюильри 28 июня 1815 года, in extremis. Кроме того, король Жозеф, похоже, получил капитал, точная сумма которого неизвестна, но вполне могла бы составлять около миллиона. И, наконец, еще один немаловажный источник: Наполеон, очевидно, мог рассчитывать на огромное богатство бывшего короля Испании, состоявшее из земельных владений, бриллиантов, картин и наличных денег. Жозеф перевел великолепное владение Мортфонтэн на имя своей свояченицы Клари, шведской принцессы; Пранженский замок находится за пределами Франции и в парке спрятаны бриллианты стоимостью в пять миллионов. Мать Императора, нашедшая пристанище в Риме, продала свой парижский особняк, особняк Бриеннов, и поселилась в роскошных апартаментах со своим братом кардиналом Феш, которому удалось спасти свою коллекцию итальянских картин, приобрести которые было по средствам лишь какому-нибудь монарху. Жером Бонапарт, бывший король Вестфалии, живет у своего тестя, короля Вюртемберга, и если положение его весьма ненадежно, то состояние его оценивается в два миллиона. И наконец, Люсьен, пользуясь покровительством папы и своим титулом римского принца, устраивает на своих виллах «люсьенову» галерею, изобилующую творениями старых мастеров. Все эти богатства, плод ослепительного успеха главы клана, должны были бы, согласно корсиканским обычаям, быть предоставлены в распоряжение последнего, окажись он в нужде или в беде. Но родственная любовь в семье Бонапартов, увы, имеет свои границы.