Повседневная жизнь Лиувилля аль-Джаззара - [4]

   Вперед вышел незаметного вида человек, один из лучших парижских юристов - Мерсье. У задней стены тихо переговаривались кюре, двое служек, Греви и несколько клерков. Лиувилль предложил Доминик послушать, что скажет нотариус, и сам присел на одну из скамей. Мерсье, заглядывая в свои документы, торжественно сообщил Доминик, что с сегодняшнего дня она самым официальным образом вступила в освященный Церковью брак с Эженом Д'Артуа.

   - Как с Эженом Д'Артуа? Но ведь это значит - с самой собой! - Доминик в ярости обернулась к Лиувиллю аль-Джаззару, но тот смотрел на происходящее с непроницаемым лицом. - Этот брак нужно немедленно расторгнуть! - взвизгнула она.

   - Спросите у кюре, боюсь, это не так-то просто, - заметил юрист. - Исключительный юридический казус. Чтобы папа римский согласился аннулировать этот брак, нужно сперва каким-то образом доказать, что Эжена Д'Артуа не существует. То есть доказать, что это вы. Но как только вы станете им, он появится, и потребуются, наоборот, доказательства того, что существуете вы.

   - Но я же не могу быть замужем за самой собой! - взвилась Доминик.

   - О, история хранит случаи и более неординарных замужеств, - успокоил ее Лиувилль и встал.

   Доминик хотела было закатить Лиувиллю грандиозный, оглушающий скандал, но посмотрела ему в лицо, передумала и спросила:

   - Зачем вы это сделали?

   - Еще когда я только услышал о вас, я сразу же понял, что не могу этого не сделать, - серьезно сказал Лиувилль. - В первую минуту, когда это только пришло мне в голову, я попытался сдержаться, но не смог. А после этого все уже было предопределено.

   Да, Лиувиллю аль-Джаззару довелось жить в том обществе, в котором довелось, но он не опускал рук и, хотя ему было очень некогда, старался урвать минуту-другую, чтобы что-нибудь для этого общества сделать. Его сильной стороной была математическая логика, и он, в частности, в совершенстве владел методом приведения к абсурду.

   - Эта история имеет изумительную мораль, то есть именно то, чего недостает нашему обществу, - заметил Греви в тот же день вечером.

   ...В душе Лиувилля аль-Джаззара оставалось еще немало нерастраченной страсти.

* * *

   Лиувилль встал рано утром и, накинув на рубаху халат, посмотрел на приоткрытое окно напротив. Затем звякнул в колокольчик, вызывавший Греви.

   - Хорошо, что я в кои-то веки спустился в эту часовню, там идеальный климат. Мне предложили купить коллекцию картин одного покойного художника из Тулузы; если картины чего-то стоят, встанет вопрос о том, где их хранить. Я давно ищу место, подобное этому. Греви, спуститесь туда с термометром и гигрометром, замерьте температуру и влажность, но думаю, что я прав. Да, еще. На той неделе мне предложили пост главы Академии.

   - Кто? - спросил Греви.

   - Глава Академии, разумеется. Сам великий де Перье. Он уже в таком статусе, что больше не в состоянии бодрствовать на заседаниях. И считает меня наиболее достойным кандидатом. Однако, став главой Академии, я должен был бы возглавить сразу все отделы, между тем я известен только как автор математических работ об экстремалях и чистый теоретик. Для того, чтобы можно было предложить мою кандидатуру, я должен наглядно продемонстрировать свои знания в области оптики, гидравлики и механики, точнее, способность применять их на практике. Проще говоря, сконструировать ряд практически полезных приборов. Да, кстати о приборах, Греви. Если вдруг придет посылка из Лейдена, не позволяйте никому швырнуть ее на пол, - там линзы.

   ...У Лиувилля аль-Джаззара было за душой несколько обезоруживающих приемов, с помощью которых он пробирался через толпу, когда по-настоящему спешил. В данном случае он всеми силами стремился успеть из литературного салона в Академию, на доклад по математике своего коллеги из Базеля. "Как ваша душевная болезнь, маркиз? Я имел в виду, ваше душевное здоровье?..", - быстро и участливо спросил он, склоняясь к маркизу де Брюо, который, подобно сиренам, при приближении к нему завораживал рассказами о своих экзотических болячках весь Париж и умел и любил приблизить собеседнику подробности своей тяжелой симптоматики. Лиувилль ободряюще коснулся рукава маркиза и скользнул в щелку между незнакомым ему провинциалом и блестящим - в дословном, а не переносном смысле - Гийомом д'Эклером. "О, Лиувилль, скажите мне как ученый ученому: как вам мой эксперимент? - повернулся к нему д'Эклер. - Я оставил жену на пару дней одну в нашем поместье на Луаре и, вернувшись, застал ее в объятьях садовника. Что и требовалось доказать. Причем, заметьте, Лиувилль: результат этого хорошо спланированного опыта был предсказан мной заранее!" "Как говорят немцы, ein Versuch ist kein Versuch[1], - проговорил Лиувилль. - Советую вам повторять эксперимент до тех пор, пока статистика не подтвердит стабильность результата". О, не так-то легко было задержать Лиувилля аль-Джаззара в его стремлении пройти мимо! Однако в дверях литературного салона маркизы де Клюни шел жаркий спор между непримиримыми антагонистами: епископом Турнье, каноником Бижу и философами, отрицающими веру. Отчего они начали его, неизвестно, но сейчас они вошли в раж.